– Кто знает… Неисповедимы пути Господни.
– Ну, с богом тогда! – рассмеялся он.
Отвесил мне короткий поклон и ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Я молчал, не смея поднять взгляд на бабушку в углу. Тогда поднялась она, подошла и присела на постель рядом со мной. Сухая ее морщинистая рука легла мне на лоб.
– Тяжело тебе, сын?
Наконец я осмелился на нее взглянуть. Бледные ее глаза трепетали, лицо было мокрое от слез.
– О ком горюешь, мать?
– Про кого ж… Мало ли печали на белом свете…
– Меня не надо оплакивать. Сам все заслужил!
– А-а-а, тебя нет. С тобой все ладно, сын. Ты под венец нашел-таки себе место.
Я посмотрел на нее с удивлением:
– Разве мое место не здесь, в Тырново?
– И тут, и там, и повсюду все возле книжек твоих твое место. А мое – среди людей. Не мучь себя, сын. Рука, что меч держит, не благословенна.
– Значит… ты меня не коришь? За то, что не убил ее?
– Зачем ее убивать… Она же матушка, душу носит…
Я мог бы возразить. Мог бы выложить все о догмах о разуме и духе. Только бабушка бы не поняла. Ей не нужны догмы. Ибо всем существом понимает жизнь, какая она есть. За что и тянется тысячи лет ее хождение по мукам…
– Мне уже пора настала, сын, – сказала она и повязала платок на голову. – Полно в этом городе сидеть. Пора дальше идти.
– Куда же ты пойдешь?
– Куда глаза глядят, – плеснула она ладонями в колени и встала. Засуетилась по комнате. Подбирала и складывала нехитрые вещи свои в маленький узелок.
Раньше я как-то не обращал внимания, что там у нее в углу, где обычно молилась. Кусок дерева с темными брызгами на нем. Покореженный наконечник римского копья. Кривой ржавый гвоздь. Перевязанный бечевкой чей-то локон. Боже мой…
Она заботливо уложила все это и завязала узелок. Встала передо мной. Маленькая, сутулая, с прижатыми спереди руками, держащими узелок.
– Дай тебя благословить, сын.
Я пал на колени и прижал губы к ее правой руке. Она перекрестила меня, склонилась и поцеловала в лоб. Потом, тихо и мелко ступая, удалилась.
Я оставался на коленях еще некоторое время, пока не почувствовал себя глупо. Пока в душе не вскипела непонятная ярость. Нельзя, нельзя позволить ей уйти просто так! Мне надо было с ней поговорить. Мне хотелось о стольких вещах ее расспросить и стольким же поделиться с ней.
Я вскочил и бросился вдогонку. Утром город пуст. Я скоро настиг ее. Закричал, окликнул, но она не обернулась. Словно не услышала. Как отверженная собака, я поплелся за ней. Она шла торопливо, не оглядываясь. Вместе со мной за ней следовали беспризорные кошки. Перебирали лапками, бежали некоторое время, мяукая, потом отставали. Я не отставал. Хотел, по крайней мере, узнать куда она направляется. Хотел еще немножечко на нее поглядеть.