— Если эта ваша обезьяна будет совершенствовать концепцию со всей самоотверженностью, регулярно, и плоностью посвящая себя результату, то смысл, несомненно, есть. — Не задумывается ни на секунду куратор.
— А если этой обезьяне не интересны ваши кулаки, дрязги, конфликты?.. Если она в это время, к примеру, колесо изобретает? И руку в кулак сжала только для того, чтобы отогнать надоедливого дурачка, мешающего работать? — Вздыхаю. — Надо ли ей тратить силы на эти ваши кулаки?
— Такой темой всегда будет кому заниматься. — Невпопад, думая о чём-то ещё, отвечает подполковник. — Впрочем, вам решать… Я вам больше скажу. Такие новости разносятся молниеносно. Вам не обидно будет, если на кафедрах типа нашей, в разных местах, не одна и не две команды начнут на полном серьёзе формировать фокус-группы?
— На предмет чего?!
Он думает в параллель, и озвучивает далеко не всё. Потому сейчас его просто не понимаю.
— На предмет влияния этих ваших эмоциональных тонов, системно, на конечные результаты при обучении, например, — он хмуро смотрит на меня, продолжая витать в каких-то облаках.
— Да сколько угодно. — Отмахиваюсь с чистым сердцем. — Если в нашем с вами мире будет больше улыбок, наши дети только выиграют. Странно, что оно настолько зацепило лично вас. Мне вообще непонятно, отчего вы буквально всё воспринимаете сквозь призму прикладного применения в армии. Как будто этот мир только вооружёнными силами и ограничивается…
— У каждого своя работа. Вы уверены в своём решении? — Бак как-то отрешённо и отсутствующе смотрит сквозь меня.
— Абсолютно. — Поднимаю вверх ладони. — Поверьте, работа и исследования в армии — совсем не то, чем мне хотелось бы заниматься в этой жизни. Как бы поделикатнее… Господин подполковник; с моей точки зрения, это всё яйца выеденного не стоит. Извините. Любой мало-мальски соображающий нейрофизиолог, умеющий измерять в цифрах эту зависимость, вам за полдня на тысяче человек докажет справедливость тезиса: «чем выше тон эмоций, тем выше эвристическая производительность мозга». В коллективе же, производительность тоже растёт по тем же законам, даже с запасом.
— Человек, до этого очевидного додумавшийся и изложивший доступно на коленке, может пойти очень далеко. — Он испытывающе смотрит на меня.
— Во-первых, додумался не я. Я только интерпретировал. Во-вторых, далеко пойти может и тот, кто первым это оценил и стал исследовать системно. С позиций вашей науки. — Парирую.
— Если я заберу эту тему и организую первые наблюдения за группами, вы не будете против? — одержимость и отстранённость его взгляда меня сейчас чуть пугает.