“Потому что сегодня вечером”, — ответил Крингл, “я делаю именно это”. Его голубые глаза сморщились в уголках, когда он улыбнулся. “И потому что ты в моем списке, парень”.
Я фыркнул. «Пожалуйста».
Мгновение Крингл смотрел на меня. Потом он моргнул и сказал, “Лгун позовет Криса Крингла в канун Рождества опять”.
“Л…” — начал я.
Но что — то заставило меня передумать. Вместо этого я вернулся к размещению наклеек на велосипеде.
«Хорошо», — сказал Крингл. “И — да. Я принес тебе подарок”.
“Скажи мне, что это не пони для Мэгги”, — попросил я. “Мне придется многие годы грабить дома”.
Крингл откинул голову назад и снова расхохотался. Было невозможно не улыбнуться, когда он это делал. Но я мог натянуть на себя угрюмый вид, как только он остановился, что я и сделал.
“Нет. Это не для Мэгги”. — И он положил свой мешок и начал в нем рыться, бодро бормоча сам себе.
В мгновение ока он достал маленький, кубический сверток, обернутый в красно — зеленую узорную бумагу…, будь я проклят, на которой было изображение усмехающейся морды Мыша, как часть узора. На нем был адрес. Кому: Гарри. От кого: Санта Клаус.
И пакет был теплым.
Я посмотрел на него ним, а потом посмотрел на Крингла.
“Ну же, парень”, — сказал Крингл, снова расхохотавшись, и показал на пакет.
Я открыл его.
Внутри было …
Было …
Простая белая кофейная кружка. Какую вы можете купить в магазине “Умелые руки“.
Нарисованные, словно их пытался написать детсадовец, начертанные как пиктограммы, кем — то слишком маленьким, чтобы понимать их, алые буквы складывались в слова: ПАПА НОМ3Р ОДNН.
Почерк был моим.
Чашка была наполнена светло — коричневой жидкостью.
Что — то произошло с моими глазами, и я не видел чашку. Просто блик света от камина. Но я взял ее и прихлебывал молоко и сахар с маленькой толикой кофе в них.
На секунду я почувствовал запах лосьона для бритья своего папы. На секунду я услышал его смех, смех такой сильный, что слезы катились у него из глаз. На секунду я почувствовал руку, его руку, на моем плече.
Я пил из чашки, которую я подарил моему отцу на наше последнее совместное Рождество, и все это время, я вспоминал те Рождественские утра, смех объятия и игры прокручивались в моей голове в IMAX, столь ярком, что у меня захватывало дыхание от воспоминаний о беготне с отцом по двору с новеньким пластиковым световым мечом.
Я оставил последний глоток на донышке чашки, и сказал, не открывая глаз: “Я люблю тебя, папа”.
Когда я посмотрел на него, Крингл улыбнулся мне. Он подмигнул. Затем он взял свой мешок, перебросил его через плечо и повернулся к камину.