И Габриела, собравшись с духом, отправилась в «Тропибеллу», чтобы повидать человека, которого даже в мыслях своих она не могла назвать отцом.
…Габриела сразу отмела прочь его попытку обратиться к ней как к дочери.
—Я вам не дочь, никогда не была ею и не стану, — Габриела отпрянула в сторону, когда Федерико Линарес попытался положить ей руку на плечо, — не смейте дотрагиваться до меня. Вы изуродовали жизнь моей мамы и мою, но я не допущу, чтобы обо всем узнал Рикардо. Я не хочу, чтобы он пережил такой же кошмар, какой пережила я. Он не должен ничего узнать…
—Но, Габриела, скажи мне, ответь только на один вопрос — вы и в самом деле были близки?
Габриела понимала, что своим ответом нанесет Федерико страшный удар, но понимала также, что он то заслуживает всяческих мучений. Он–то обязан разделить ее боль и должен осознать глубину своей вины перед ней и перед сыном.
— Да, мы были близки, — отчетливо выговаривая каждое слово, сказала она, — и самые счастливые минуты моей жизни теперь обернулись непоправимом грехом. Но я не хочу, чтобы мой брат и мой любимый страдал так же, как и я, поэтому вы, Федерико Линарес, ничего не скажете ему. Я требую от вас хранить молчание!
Федерико растерянно возразил ей:
— Но он должен, должен узнать! Ведь Рикардо любит тебя!
В широко раскрытых глазах Габриелы заблистала такая ярость, что Линарес невольно отшатнулся от дочери.
— Я сама позабочусь о том, чтобы он перестал любить меня. Это мое дело. Единственное, что я требую от вас, — это молчания!
Уходя, Габриела так сильно хлопнула дверью, что Магали, сидевшая в соседней комнате, чуть не выронила телефонную трубку, что было бы очень не кстати, поскольку какая–то женщина звонила ее шефу из другой страны.
— Сейчас я соединю вас, — проводив Габриелу недоуменным взглядом, сказала Магали в трубку.
Рикардо, услышав в трубке голос Сары, почувствовал, будто с небес свалился на землю. Значит, дядюшка Аурелио оказался прав: она решила вернуться к нему.
Когда–то этот голос казался ему райской музыкой, но сейчас он предпочел бы, чтоб ему в ухо прогудела полицейская сирена.
Много он выстрадал от этой женщины. Он сильна любил ее в молодости и так же сильно страдал из–за нее. Временами ему казалось, что страдание это ocушает по каплям его любовь, его страсть к жене; и если бы дело было в одной только любви, скорее всего, он сумел бы с нею справиться. Ведь у них так мало было светлых минут — все омрачала ревность, которую Сара умела в нем возбудить, бесконечные выяснения отношений, ссоры… Но не только любовь чувство вины приковало его к этой женщине, и оно, не позволило Рикардо покинуть Сару. Она знала о глубине этого чувства и умело манипулировала им; когда невозможно было воззвать к его страсти, Сара прибегала, как к последнему средству, к совести мужа, а совесть его отягчали кое–какие обстоятельства, известные им обоим. И он слабел под натиском ее обвинений, сдавался, и все текло по–прежнему.