– Возможно, я облек свое предложение в неудачную словесную форму, – согласился Ирби. – Я мог неверно понять природу вашей заинтересованности в деле. Мы бы выглядели глупо рядом с этими людьми без уверенности в том, что вы и мистер Гудвин соглашаетесь подтвердить подлинность…
– Тогда не приходите! – фыркнул Вульф.
Хафф извлек из кармана конверт и помахал им в воздухе.
– Здесь лежит документ, подписанный моей женой и засвидетельствованный Маргарет Казелли. Я присутствовал при его составлении. С тех пор он всегда при мне. Нет никаких сомнений в его подлинности. Мы только просим помочь нам добиться справедливости.
Он был абсолютно убежден в своей правоте, вероятно, не меньше, чем в августе 1946 года, когда подбил Присциллу на сочинение бумаги. Его призыв к справедливости не заставил увлажниться мои глаза.
И глаза Вульфа тоже. Он сухо заметил:
– Ни о какой гарантии, джентльмены, не может быть и речи. Так же, как и о согласии на договоренность. До вечера я буду занят. Приглашаю вас к девяти часам на предложенных мною условиях.
На этом все и закончилось. Хафф еще пытался уломать Вульфа взглянуть на его ценный документ, а Ирби упорно твердил свое, но все было кончено.
Я вышел с ними в холл и снова испытал разочарование, когда Хафф, который был моложе, выше и сильнее, чем Ирби, настоял на том, что чемодан и сумку понесет по-прежнему сам. Я выискивал в нем отрицательные черты, а он продолжал меня надувать.
Я отправился на кухню сказать Фрицу, что вместо семерых гостей ожидается девять.
Но дела повернулись так, что последнее число оказалось не окончательным. Спустя четыре часа, когда я менял в своей комнате рубашку и галстук, в дверь позвонили, а еще через минуту Фриц сообщил, что на ступеньках стоит человек, не называющий своего имени и требующий меня.
Я закончил с одеванием и спустился вниз. Фриц приник к двери, не сводя глаз с цепочки.
На ступеньках, хорошо видный сквозь прозрачное с одной стороны стекло, околачивался Энди Фомоз, сердито поглядывающий на зафиксированную щель. Его поза указывала на то, что он уже применял мускульные усилия.
– Он сюда рвался, – сообщил Фриц.
Я приблизился и произнес в отверстие:
– Дверь тебе никак не одолеть, сынок. Чего ты хочешь?
– Я плохо вас слышу. – Его голос стал еще более сердитым и низким, чем тогда, когда он находился внутри, а я, между прочим, снаружи. – Я хочу войти.
– Я тоже хотел, и что из этого получилось? Что вам нужно? Спрашиваю во второй раз, в запасе остался еще один. Вы интересовались трижды.
– Хорошо бы вам шею свернуть, Гудвин!
– Ну тогда вы вообще не войдете: своей шеей я дорожу. Повторяю: чего вы хотите? Вот теперь мы сравнялись.