Это сильно трудное дело. На скрипача люди учатся долго, потому что скрипач сам играет и зовет своей скрипкой к игре других людей, которые тоже с ним подрядились. Интересно, что на артиста танца и пляски тоже учат, а не так долго. Ноги есть ноги.
Люди — кто с трубой, кто с чем, расселись на стульях. Люди есть люди, хоть и с музыкой. Кто-то должен стоять впереди и звать.
Интересно, что у писателя пролетариата Горького Данко тоже стоял впереди. Данко стоял, а потом взял, вырвал у себя сердце и кинул людям. А люди как свиньи. Из науки известно, что свиньи едят черт-те что.
И вот уже в новиковском саду затемнело.
Все люди, которые гости, уже наелись, напились, находились под музыку туда-сюда, тем более насиделись на лавочках. Все уже сильно ждали, когда же загорится искра, то есть когда оттуда-сюда ударит ток и побежит свет.
Под большой яблоней рабочие за день сколотили доски в хорошую высоту, чтоб всем было видней. Доски обтянули зеленым сукном, сукно по краям накрыли ветками с листьями, а дальше — травой и цветами. Тут и назначалось место для Елизаветы.
Музыка на сколько-то замолкла, а потом ударила, как шваброй в потолок, когда сосед мебель совает и совает. Музыка ударила шваброй и опять замолкла себе.
Серковский заприглашал людей стать поближе к доскам, чтоб все видеть своими глазами, а потом рассказать другим людям близко к жизни.
И вот Елизавета поднялась на доски и вытянула руки перед собой, вроде артистка пения или даже танца.
В эту же минуточку Серковский, которого научил мужчина — инженер-монтер, поднес Елизавете богатый букет из стеклянных цветов с проводами, которые как-то заложили под сукно. И как-то так сделалось, что провода знали, кто из людей взял их в свои руки. Провода узнали руки Елизаветы и исполнили поручение мужчины — инженера-монтера.
Исполнилось поручение не совсем хорошо, даже халатно. Искра загорелась не как в истории про нашу партию, а как в нашей жизни. Ток побежал, но споткнулся об эту самую искру и стал жарить того, кого уже узнал. А ток через руки уже узнал Елизавету.
И Елизавета возгорелась в пламя.
В саду поднялся сильный крик.
Кто кричал от себя, кто звал монтера, кто полицию, а кто мог, упал себе в обморок.
Серковский один не потерялся в обмороке или где-нибудь, и кинулся к Елизавете тушить. А что тушить, если уже нечего тушить.
Фаина в сад не спустилась, а смотрела из своего окна на втором этаже.
Фаина еще с самого утра сказала зайчику с попугайчиком, что будет праздник и что она не пойдет мешаться со всеми, а сделает «Оп!» из своего окна.
Когда Елизавета загорелась, Фаина сильно расстроилась за ток. Зачем ток пошел не туда, куда должен был пойти по фаинскому номеру, а пошел, куда знал…