— Не подскажете, который час? — спрашивает К. у соседа в переполненном автобусе. Еще одна остановка — и дом S.
— Четыре часа двадцать пять минут.
— Как? Уже?!!
У К. все замерло в душе. То же чувство — чувство отчаяния, которое накрыло его с головой тогда, в школьную пору, когда в один из предрождественских вечеров под дзельквой он стоял один в кромешной темноте, — снова постучалось в его сердце.
А что, если S. не будет дома? Да нет же, он непременно окажется на месте. В двухэтажном доме этого приятеля имелся большой холл, так что наверняка S. будет устраивать сегодня ночью там вечеринку, пригласив своих приятелей с их подругами. А раз так, то с чего ему уходить? Конечно, он будет дома.
Четыре часа тридцать минут.
— О! Где вы так долго пропадали? Зайдите хоть ненадолго. Ой! Что это с вами? Вам нездоровится? На вас лица нет. Брат сказал, что к тридцатому числу обязательно вернется. Что, не зайдете даже? Когда он приедет, я передам, что вы заходили. До свидания!
К. торопливо покидает дом, даже путем не попрощавшись с младшей сестрой S. «Ну все… это катастрофа… Зря только ноги бил, приехав в район Чоннянни. Только время и деньги потратил зря. Погоди-ка… не найдется ли у меня в этом районе знакомых… — Торопливо шагая по переулку, К. извлекает из ящиков под названием «память» имена живущих поблизости отсюда, кто смог бы одолжить денег. — О! Ура! Есть! Вспомнил!»
Он слышал, что у дороги, ведущей в сторону Хоннына, один приятель-земляк по имени R. держит лавку пластинок. Эти слухи доходили до него прошлым летом. «Ну что ж, чем чёрт не шутит…»
Четыре часа пятьдесят пять минут. От голоса Пэта Буна[42] веет лютой зимой. Стоит послушать его песни, так даже посреди лета против своего желания начинаешь чувствовать какое-то предрождественское волнение. К. сидит на пластиковом стуле, наблюдая за тем, как R., пытаясь согреть руки своим дыханием, разбирает радио, которое только что оставил посетитель для починки. Глядя, как на этом жутком холоде приятель, одетый всего лишь в потрепанную рабочую одежду, в своей малюсенькой лавчонке, затопив угольный брикет и не обращая внимания, что он неимоверно чадит, изредка греет возле него озябшие руки и ноги, К. не смог заикнуться про деньги. И, как бы смешно это ни выглядело, вместо R. он снова и снова ставит на проигрывателе пластинку ни в чем не повинного Пэта Буна.
— Ты когда этому успел выучиться? — спрашивает К., глядя, как приятель закоченелыми пальцами перебирает сломанное радио. R., утирая тыльной стороной ладони мокрый нос, отвечает:
— В армии на радиста выучился…