Теперь Ёнсун стала догадываться, куда клонит торговка. Однако же ее длинные волосы нравились не только матери, но и Ингу. «Ёнсун! Если зарыться в твои волосы лицом, то становится так тепло и уютно, будто одеялом укутался», — однажды сказал Ингу, уткнувшись в ее спину, когда они были наедине в бамбуковой роще на дальней горе за деревней.
— Ой! Солнце-то вон уже где! Мне пора за сорняки браться… — Ёнсун нарочно с поспешностью вскочила с места и опрометью бросилась к полю через желтоземную дорогу.
Вскоре Ёнсун так изнемогла, что хотелось кричать. И не от того, что работа тяжелая, а из-за бесконечного бормотанья торговки:
— Ну не красота ли — и двух зайцев убить можно!
Эта тетка вслед за Ёнсун, пропалывающей сорняки тяпкой, тоже пропалывала, сидя рядом с ней на корточках и выдирая сорную траву руками; и каждый раз, когда Ёнсун продвигалась вперед, торговка тоже двигалась вслед за ней и приговаривала:
— Я тебе сполна заплачу. И похорошеешь, и деньгами разживешься…
— У мамы разрешения спросить надо.
— Можно и так. Мать твоя наверняка против не будет.
Девушка вдруг подумала: кто знает, может, мама и вправду будет не против. Она хоть и говорила, что любит волосы Ёнсун, но тогда еще не знала, каких они денег могут стоить. Даже в прошлый раз, когда приходила скупщица волос, мама спросила: «Дочь! Ты смотри-ка, цена-то на волосы поднялась! Может, обрежем твои да на деньги обменяем?» Конечно же, мама лишь подначивала ее, не думая всерьез продать волосы дочери. Однако если бы Ёнсун позволила, то, возможно, и продала бы. Хотя обрезать и обменять волосы на деньги — как-то неудобно это. Скорее всего, из-за того, что среди сверстниц Ёнсун еще никто так не поступал. Возможно, все они выжидали с оглядкой друг на друга, но в основном продавали волосы старушки с шиньонами на голове, поэтому молодым девушкам в деревне даже в голову не приходило обрезать свои косы. Впрочем, как бы там ни считали подружки, Ёнсун и сама подумывала, что, может, и стоит продать волосы, а вырученные деньги отдать матери, но мысль об Ингу останавливала ее. И все-таки тогда в ответ на мамино шутливое предложение она проговорила: «А что, мам, может, и вправду остричь и продать? Новым ведь недолго отрасти…»
Однако мать тут же спохватилась. Хлопнув по двум сотенным купюрам, она воскликнула: «Да ну брось! Шучу я! Разве нам не хватит того, что мы выручили за мои волосы?»
— Моя мама тоже не разрешит… — проговорила Ёнсун.
— Да что же это такое?! Верить в глупые предрассудки! Даже если и остричь, не успеешь оглянуться, как новые отрастут, не хуже прежних!