Без всякой подготовки я вогнал себя в транс, и сознание вломилось в незримую стихию, будто гвоздь в трухлявое дерево; даже мотнулась голова. Эфирное поле показалось не слишком-то и упорядоченным, каким-то рыхлым и… слабым. Словно обитель поразил отнюдь не телесный недуг, а монахи прогневили небеса, и те отвернулись от них, забрали пролившуюся некогда на это место благодать. Оставили только самую малость — что-то такое ощущалось в той стороне, где темнели неказистые строения обители.
Зажав пальцами нос, я нервно оглянулся, но преследовать нас не посчитали нужным. Да и с чего бы? Желали отвадить от монастыря паломников и вполне добились своего.
Я свесился из седла и высморкался кровью. Микаэль обернулся на звук и негромко произнес:
— Доводилось слышать, будто монашеская братия — те еще греховодники, но это ж как надо было начудить, чтобы осквернить святое место?!
— Рот закрой! — хрипло выдохнул я и закрутил головой по сторонам. — Уве, Марта! Охраняйте!
— Но, магистр… — заикнулся было школяр.
Я не стал ничего слушать, не стал ничего объяснять, лишь рыкнул, как отдавал приказы в свою бытность обер-фейерверкером Сизых псов:
— Исполнять!
И сразу ощутил сотрясшую незримую стихию дрожь, с которой разошлась вокруг нас воля юных заклинателей.
— Чисто, — немного погодя объявила Марта.
— Никого, — подтвердил Уве и не удержался от неуместного сейчас вопроса: — Но что происходит, магистр?
— Вляпались, — коротко бросил в ответ Микаэль. — Вляпались ведь, Филипп?
Я промолчал, а когда тропа вновь вывернула к ручью, спешился и за поводья провел жеребца через кусты к поляне на берегу. Там присел на корточки и умылся. От холодной воды заломило пальцы, зато сразу унялась головная боль.
— Вляпались-вляпались, — подтвердил я, невольно подражая манере маэстро Салазара.
Святое место невозможно осквернить. Нет! Возможно, конечно, да только святость пережжет любую пакость, какую только способен измыслить извращенный разум чернокнижника.
Единственное исключение — если воссияние было мнимым и в основе всего стоял не истинный маг, а ритуалист. Тогда рано или поздно святое место переродится в место силы, но на это уходит никак не больше одного-двух веков. И к тому же я не уловил присутствия запределья, просто мир показался каким-то… выцветшим, что ли? Небесный эфир пронизывает все сущее, при этом в окрестностях монастыря он сделался излишне эфемерным, словно разбавленное сверх всякой меры водой вино.
Подумалось, что уже сталкивался с таким раньше, но не вспомнил конечно же. Просто дежавю, и не более того, довелось бы столкнуться — уж точно не забыл.