— О-хо-хо, — вздохнул маэстро Салазар. — Хорошо школярам на вакациях, всех забот — денег на выпивку сыскать.
— Мик, — обратился я к подручному, — не подведи меня. Не вздумай напиться, прежде чем покончим с делами.
— Со всеми делами разве что на том свете покончим, а на небесах не наливают, знаешь ли!
— Так нам вознесение на небеса и не грозит, — хмыкнул я, снял шляпу и несколько раз обмахнул ею лицо.
У реки зной худо-бедно разгонял свежий ветерок, а в городе не ощущалось ни малейшего дуновения воздуха. Вся надежда была на белые кудлатые облачка, которые к исходу дня вполне могли обернуться грозовыми тучами и пролить на столицу освежающий дождь.
— Ладно, идем!
И мы пошли. Несмотря на уже начавшиеся каникулы, в университетской округе оказалось на удивление людно, и в пивных не было свободных мест, не на всех хватало даже выставленных на улицу столов. Школяры толпились у входов в таверны, пили и закусывали острыми жареными колбасками стоя. Разносчицы обходили их, раздавали с подносов кружки, убирали плату в нагрудные карманы фартуков и спешили за новыми порциями вина и пива, а юнцы точно так же курсировали, только к сточным канавам и обратно.
И еще все понемногу стягивались к площади у главного корпуса университета, откуда доносился перестук барабанов, пронзительный визг дудок и слаженный рев подвыпивших школяров. Мы с Микаэлем переглянулись и, не сговариваясь, свернули на соседнюю улочку, решив обойти это столпотворение стороной.
Не вышло. На следующем перекрестке пришлось пропускать длиннющую процессию разгоряченных молодчиков в бело-сине-зеленых одеяниях цветов столичного университета. Вырядились те почище ландскнехтов: все красовались беретами и шляпами с длинными перьями, пышными рукавами и штанинами с декоративными разрезами, начищенными до блеска кожаными туфлями с загнутыми носами. Тут же вышагивали музыканты с барабанами и длинными дудками, которые заканчивались широкими раструбами. Шум и гвалт стоял такой, что заложило уши.
И так — снова и снова. Разгоряченные лица, распахнутые в крике рты, мокрые от пота рубахи. И просто море агрессии и азарта.
Микаэль уставился на меня с немым изумлением, но я лишь махнул рукой. Видят небеса, не имело смысла надрывать глотку, пытаясь переорать толпу. Слова попросту канули бы в творящемся кругом бедламе.
В отличие от подручного, для меня происходящее загадки не составляло. Просто в сопровождении многочисленных болельщиков выдвигалась на игру в мяч команда университетского округа. Забава эта была чрезвычайно популярна в Ренмеле, участвовали в ней решительно все кварталы, цеха и общины, благо особой сложностью правила не отличались. По сути, правил было два: запрещалось использовать любое оружие и доспехи, а для победы требовалось занести набитый рваньем кожаный мяч на базу противника. И не имело никакого значения, получится добиться этого хитроумными передачами-бросками или путем прорыва обороны соперника в кулачной сшибке. Без драк, к слову, не обходился ни один матч, и знакомые профессора-медики утверждали, что по тяжести травм и количеству жертв игра уступала разве что дуэлям.