— Возможно, один из мальчиков?
— Вовсе нет! — отрезала Скарпетта, злясь все больше. — У нас есть образцы их генетического материала с одежды, зубных щеток, баночки с лекарствами.
— Я лично считаю отпечатки ушей не слишком надежными вещественными доказательствами. Из-за них осудили не одного невиновного.
— Как и полиграф, это одно из средств установить истину, — резко бросила Скарпетта.
— Не хочу спорить с тобой, Кей.
— С отпечатков ушей мы взяли образцы ДНК, точно так же, как и с отпечатков пальцев. Никому из тех, кто жил в доме, они не принадлежат. В банке данных мы тоже ничего не нашли. Я попросила коллег из Центра геномного импринтинга в Саратоге сделать анализ для определения пола, наследственных особенностей и расовой принадлежности. Но это потребует много времени. Это не то, что сравнивать чье-то ухо с отпечатком.
Бентон промолчал.
— У тебя в доме есть какая-нибудь еда? И потом я хочу выпить. Наплевать, что сейчас день. Нам есть о чем поговорить, кроме работы. Я прилетела сюда в буран не для того, чтобы обсуждать производственные проблемы.
— Нет еще никакого бурана, — мрачно заметил Бентон. — Но будет.
Она стала смотреть в окно. Они подъезжали к Кембриджу.
— Еды у меня дома достаточно, — тихо произнес Бентон. — И выпивка на любой вкус.
Он добавил что-то еще. Но она не была уверена, что расслышала его правильно. Не может быть, чтобы он это сказал.
— Прости, что ты сказал? — настороженно переспросила она.
— Если ты хочешь от меня уйти, скажи это сейчас.
— Если я хочу уйти? — изумленно переспросила она. — Ты это серьезно, Бентон? Почему мы должны расставаться, вместо того чтобы вместе обсудить проблему?
— Я просто предоставляю тебе такую возможность.
— Я в этом не нуждаюсь.
— Я вовсе не имел в виду, что тебе для этого требуется мое разрешение. Мне просто не совсем понятно, как мы можем продолжать наши отношения, если ты мне не доверяешь.
— Возможно, ты прав, — пробормотала Скарпетта, с трудом сдерживая слезы.
Отвернувшись, она стала смотреть на падающий снег.
— Значит, ты мне действительно не доверяешь.
— А что, если я и вправду уйду от тебя?
— Я буду очень переживать, но постараюсь тебя понять. Люси имеет право на конфиденциальность, причем по закону. Мне стало известно о ее опухоли только потому, что она попросила обследовать ее в Маклейне, чтобы никто ничего не узнал. В другие больницы она обращаться не хотела. Ты же знаешь, какая она. Особенно в последнее время.
— Теперь я ничего не знаю.
— Кей, она не хотела заводить историю болезни. Сейчас ведь невозможно ничего сохранить в тайне, особенно после выхода Закона о патриотизме.