— Эй! — раздалось из КПП, и вышедший тщедушный охранник, пьяно покачиваясь, дважды свистнул.
Овчарки припустили назад.
— Ты, это, не сердись, — обратился он к священнику, — мы тут со скуки дичаем.
— Да кому ты говоришь, — раздался из-за его спины тот же издевательский голос, — он же ничего не понимает.
Священник резко развернулся, блеснув на солнце нагрудным крестом, с которым не расставался, и, бормоча молитву, зашагал прочь. В своей одинокой лачуге он снял черную рясу, оставшись в подряснике, и недрогнувшей рукой разрезал ее на узкие полоски ржавыми, оставшимися еще от прежних хозяев ножницами. На берегу он стал раздавать эти черные повязки. Многие сомнамбулы не понимали, что с ними делать, бессмысленно перетаптывались, держа их в руке свисающими, как змеи. Тогда священник сам повязывал им глаза.
— Будто в прятки играем, — внятно произнес Первый. — Кто водит? Сашок Неклясов? — говорил он о себе в третьем лице. — Раз, два, три, четыре, пять — он идет искать. Кто не спрятался, он не виноват.
— Чур, следующий водит он, — невпопад ответил номер N со съехавшей набок повязкой, в котором священник узнал мордатого ночного сторожа.
Сомнамбулы разбредались, прячась за валуны. Они снова видели себя детьми. Во сне или наяву? Священник прослезился. А ночью в лагере заскулили собаки. Спущенные с цепи, они бегали по берегу, мучаясь бессонницей, тревожно обнюхивая друг друга. Это были первые симптомы лунатизма, который не пощадил и животных.
Наутро священник пошел к воротам, собираясь постучать в закрытое окно. Но в десяти шагах его окрикнул вышедший из КПП охранник. Тот самый с издевательским голосом.
— Стой, где стоишь! — спустился он по ступенькам. — Говори, что надо?
Священник послушно остановился.
— Здесь что, лепрозорий?
— Вроде того, — хохотнул охранник и, заметив, что священник собирается подойти ближе, отступил на ступеньку. — Еще шаг — стреляю! — Подкрепляя угрозу, он расстегнул кобуру и, достав пистолет, поводил дулом из стороны в сторону. — Влеплю пулю, не раздумывая, и это тебе не во сне.
Вдалеке затявкали овчарки. Охранник подозвал их свистом, и они заковыляли к нему с блестевшими, шальными глазами, из которых сочился страх. Они двигались, как в замедленном кино, болезнь уже давала о себе знать, прогрессируя гораздо быстрее, чем у людей. Виляя хвостами, они стали тереться о ноги охранника впалыми боками. Совсем как кошки. Передернув ствол, охранник дважды выстрелил. Он целил в голову, и промахнуться было невозможно. Брызнувшая кровь заляпала ему брюки. Он брезгливо скривился, вытирая ее рукавом. Завалившиеся набок собаки с наполовину снесенными черепами еще хрипели.