— Так что тебе надо? — словно не замечая их, вернулся к разговору охранник. — Зачем шел?
— Хотел сказать, что собаки заболели, но вы, похоже, и сами знаете.
Священник зашагал прочь.
— Мы все знаем, — раздалось ему вслед. — Приходится, чтобы не стать такими, как вы.
Священник обернулся. Охранник с вышедшим из КПП тщедушным напарником крючьями оттаскивали за ворота собачьи трупы.
— Не серчай, — подняв голову, виновато сказал напарник. — Ты бы на нашем месте таким же стал. Разве нет?
Священник махнул рукой.
А школьный учитель продолжал разглагольствовать в кафе. Это было вполне объяснимо: каждый боролся со страхом по-своему.
— У австралийских аборигенов мир снов обладает большей реальностью, чем плотский, который только грубое, несовершенное его отражение. Выступая первоисточником, этот мир хранит архетипы кенгуру, собаки или эвкалипта, именно в его глубинах живут наши истинные сущности. Да, вы правы, их анимизм сродни греческому платонизму, — откликнулся он на чью-то тихую реплику (или она ему только показалась?). — Для австралийца жизнь во сне гораздо значимее жизни наяву, а культ вещих снов распространен тысячи лет. До сих пор абориген дарит самое дорогое — бумеранг, бусы или собственную дочь — тому, кто спас его во сне от клыков крокодила или вытащил из топкого болота. Чего стоит материальная благодарность в сравнение с услугой, оказанной в другом, гораздо более важном измерении человеческого бытия? Чтобы понять их психологию, достаточно представить этот симметрично перевернутый мир, точнее, двоемирие, и тогда мы убедимся, что такая картина мироздания ничуть не хуже нашей.
— Какой ты умный, а толку? — раздался вдруг насмешливый шепот. Или учителю снова только показалось? Во всяком случае не стоит обращать внимания, какой-нибудь великовозрастный двоечник с задней парты, который хочет вывести его из себя. Откашлявшись, учитель смочил запершившее горло глотком теплого чая и продолжил с приятной хрипотцой:
— По признанию Юнга, многие его пациенты ценили часы сна больше, чем реальность. Во сне им было интереснее, их эмоции проявлялись ярче, сильнее. А тут все пресно, — учитель обвел руками. — Так что сомнамбулам в каком-то смысле можно позавидовать.
— А кто такой Юнг? — раздался после паузы все тот же насмешливый голос.
Учитель снял очки. Что возьмешь: захолустный городишко с одной вечно пустующей библиотекой. Но действительно, при чем здесь Юнг? Он близоруко сощурился:
— Не знаю.
Он ждал смеха, которого, однако, не последовало. Он стоял перед зеркалом в пустом кафе, нелепо протянув руку с блестевшими очками.