Время сомнамбул (Зорин) - страница 44

После совещания у мэра городские улицы в дневные часы опустели. Бессмысленное роение сомнамбул прекратилось. Теперь они находились в магазинах, офисах, банках, где работали прежде и куда их стали отвозить те, кого пощадил вирус. Банковские служащие, преимущественно женщины, неподвижно, как марионетки, сидели за стеклом своих касс в ожидании клиентов. Но клиентов не было, в оккупированном лунатизмом городе деньги уже не играли никакой роли. Доставленные в бутики продавщицы расхаживали вдоль прилавков, грезя наяву, они меньше всего думали об отсутствии покупателей, которое раньше напрямую отражалось на их зарплатах, а иногда забирались в витрины и, окаменев, превращались в живые манекены. Посетителей у них быть не могло: во-первых, в модной одежде больше никто не нуждался, а во-вторых, во избежание бегства продавщиц, двери в магазинах закрывали на ключ. Сомнамбулам раздали метлы и грабли — убирать заросшие мусором дворы. Все это выглядело какой-то жуткой пародией на кипевшую когда-то в городе жизнь, фарсом, который разыгрывал на его сцене сомнамбулизм. На рабочие места лунатикам привозили пищу, пытаясь развить у них условный рефлекс. Но эта идея не прижилась. Как и в лагере не привилось ношение колокольчиков. Даже под страхом смерти, которого сомнамбулы не испытывали. Так или иначе, приходилось во всем идти им навстречу, а это доставляло массу хлопот.

— Прикажете с ними возиться, вроде того, как с малыми детьми? — выразил общее недовольство водитель мэра, на плечи которого легла основная нагрузка по развозу сомнамбул.

— Может, им еще сопли вытирать? — поддержал его провизор. — И на горшок сажать?

Против таких возражений мэр оказался бессилен. Тем более, что сомнамбулы, как и в лагере, не связывали получение пищи с предъявляемыми им требованиями. За исключением священника, который в своем церковном приюте придерживался режима, от всяких экспериментов с лунатиками отказались. Нужно было иметь ангельское терпение, чтобы возиться с ними, тем более что многие сомнамбулы, как старики, становились капризными и упрямыми. Другие, наоборот, добродушно улыбались и были сговорчивы. Вирус, как приобретенное в старости слабоумие, шаржировал черты личности. Он бил в обе стороны, заостряя врожденные качества, как у сомнамбул, так и у тех, кто за ними ухаживал. Некоторые лунатики по непонятным причинам отказывались от еды — таких приходилось кормить насильно. Их привязывали к койкам, зажав голову, открывали рот и, просунув жидкую пищу, заставляли глотать. Случалось, они вырывались, прятались в темных чуланах, где умирали от истощения. С прежними промыслами — разведением оленей, добычей рыбы и пушного зверя, конечно, ничего не вышло. Мэр ошибся, и переработка выловленной рыбы, даже если бы и было, кому ее ловить, оказалась для лунатиков непосильной задачей. Ошибся он и в губернаторе. На свете нет прирожденных злодеев — всему виной сложившиеся обстоятельства. В воздухе над центральной площадью по-прежнему зависали вертолеты, только теперь они не приземлялись, а открыв люки, сбрасывали, как бомбы, брезентовые тюки. Снабжение города продолжалось, позволяя ему выживать, хотя по большому счету это была попытка гальванизировать труп. Продуктов было мало, но при честном распределении хватало на всех. С безоговорочного согласия граждан этим заведовал священник. Оскорбительное, можно сказать, бессердечное отношение летчиков, не глушивших моторы, а выбрасывавших продукты, будто кости собакам, было связано не только со страхом заражения, хотя он, понятно, тоже присутствовал, но и с тем, что в приземлившийся вертолет раз пальнули из винтовки. Разбив стекло, пуля просвистела у виска летчика, только чудом никого не задев. Среди лунатиков было много солдат, присланных для охраны лагеря с Большой земли, у которых сохранилось оружие. Стрелявший был одним из них. Солдат тут же разоружили. Они не сопротивлялись, ухватив за приклад, протягивали винтовки с отвисшими ремнями, как палки, дулом вперед. Только пальнувший по вертолету, засев в заброшенном доме с разбитыми стеклами, отстреливался до последнего патрона. А его, сунув дуло в рот, выпустил в себя. Молодой парень, едва призвавшийся в армию из глухой деревни, и вот нате, его сразу пригнали на край земли. Что он увидел в своем сне? Розовые зори у тихой речки, которые встречал с удочкой множество раз? Или свою тайную любовь, деревенскую красотку, с которой не целовался ни разу? Солдата похоронили в чужой земле, в городе, куда его случайно забросила судьба, без всяких почестей, без родных, наспех вырыв глубокую, как велело ставшее уже бесполезным предписание, могилу.