«Мораль, отделяющая добро от зла, в каждом обществе своя. А к лунатикам она и вовсе неприменима. Ее категории, и без того расплывчатые, принадлежат другому миру. В мире сомнамбул их нет. Какие драмы разыгрывались в их сознании? По каким сценариям? Это загадка. Как и сам сон. И к нему неприложимы наши законы, наши представления о том, что допустимо, а что нет. Да, они натворили много ужасных вещей, прямо скажем, не укладывавшихся в голове, от которых просто мороз по коже, но во всем виноват чертов вирус! А человечество? Разве ему нечего стыдиться? Концлагеря, расизм, тотальное уничтожение слабых. Или оно совершало это во сне? Может, вирус сомнамбулизма не приходит извне, а таится внутри каждого, как туберкулезная палочка, время от времени вспыхивая чудовищной эпидемией? Можно, конечно, отнестись к вирусу как к войне. Но разве ее развязывают не люди? И разве на ней убивают инопланетяне? Нет, все эти проявления наши, и только наши, присущие человечеству. Какие обстоятельства благоприятствуют этому? Сложившийся образ жизни? Неограниченное потребление? Повсеместно культивируемый индивидуализм, который на самом деле не что иное как неприкрытый эгоцентризм? Отсутствие ответственности перед потомками? Все это вместе или что-то еще? Тогда как это изменить?»
На последние вопросы у губернатора, естественно, не было ответа, и как человек практический, он гнал их от себя. К тому же допустить их значило сомневаться во всем окружавшем, в человеческой добродетели, искренности религиозных конфессий, в прогрессе, наконец, черт возьми. А это было уже слишком. Да, это было уже из разряда необоснованных сомнений. В конце концов, ничего другого нет и, очевидно, не будет. Да ничего просто и не может быть, все идет своим чередом, неизменным, как времена года. К тому же вирус побежден. Во всяком случае, дал передышку, которой, надо надеяться, на его губернаторский век хватит.
Незадолго до этого, едва узнав об освобождения города от вируса, губернатор после недолгого размышления решил уничтожить снимки, уличавшие сомнамбул. И действительно, зачем они? К чему это пустое напоминание? Вернуть же ничего нельзя. Собрав их в стопку, губернатор положил фотографии в камин и, вызвав сделавшего их летчика, поджег. Глядя, как фотографии медленно горят, обращаясь в горстку пепла, губернатор с оттенком безапелляционности произнес, что сомнамбулы не нуждаются в прощении. Стоявший с руками по швам летчик не отрывал взгляда от пожиравшего фото огня, и на лице у него промелькнуло удивление. Да-да, продолжил губернатор, ни один суд мира не вынесет обвинительного приговора людям с психическим расстройством, даже самый предвзятый, даже поддавшись эмоциям: закон освобождает их от ответственности, а сомнамбулизм, очевидно, может быть приравнен к коллективному помешательству. Летчик кивнул, но перед ним снова и снова вставали картины, увиденные в зараженном городе, и он не мог скрыть того, что аргументы губернатора казались ему малоубедительными. Тогда губернатор повторил то, что много раз твердил про себя — ни один беспристрастный присяжный не найдет в действиях лунатиков состава преступления, надо мыслить в категориях юриспруденции, поступать строго по закону, раз мы претендуем быть цивилизованными людьми, и без судейских премудростей ясно, как божий день, что сомнамбулы должны быть полностью оправданы, ведь их злодеяния были неосознанными. Летчик скривился, точно кошка, которую гладили против шерсти, и губернатор повысил голос: