— Развязки. Той или иной.
«Все же ждут смерти, — хотел добавить он. — И ничего, живут». Но это было бы уже чересчур. Да, это было бы жестоко, хотя и ни на йоту не отступало бы от правды. Кто бы с этим поспорил! Но одной правдой, как говорится, сыт не будешь, а других накормишь разве до блевоты. Нельзя сказать, чтобы врачу доставляло удовольствие мучить зараженных сомнамбулизмом, но сострадания к ним он точно не испытывал. Следуя расхожей среди медиков практике, он выстроил стену между собой и ними, внушив себе, что иначе не справится со своими обязанностями. «Я должен воспринимать чужую боль отстраненно, с холодной головой, иначе не смогу лечить», — изо дня в день твердил он как мантру. Но что означало «лечить» в данном случае, ответить себе не мог и потому всячески гнал эти мысли. И все же, подчиняясь больше чем долгу, выработанной десятилетиями привычке, он заводил медицинские карты, куда записывал историю болезни — одну и ту же для всех сомнамбул. Течение болезни, от генезиса до хронической стадии, полностью копировало первый случай. Никакой статистики, никакого разброса. Для науки все было однозначно и скучно. И медицинские карты дублировали одна другую, различаясь только именами. Дома врач тоже вел записи, но гораздо тщательнее, с большей свободой добавляя в них свои наблюдения, и делал предположения, недопустимые в официальных бумагах. «Температура у больных не повышается, это значит, что вирус, если только это вирус, остается невидимым для организма, который с ним не борется. Каким-то неизвестным образом он обходит иммунную систему, однако не поражая ее, как СПИД, иначе наблюдался бы иммунодефицит, приводящий к смерти от малейшей простуды. Такие случаи, однако, пока не выявлены. Вирус не делает исключений, одинаково поражая мужчин и женщин, другими словами пол здесь роли не играет. По этому признаку предпочтений в изучаемых группах не выявлено. О влиянии возраста судить пока трудно. По предварительным наблюдениям, детей болезнь не затрагивает, по неясной причине ей не подвержены и подростки. Это странно, потому что обычный сомнамбулизм распространен в основном среди особей, не достигших половой зрелости. Впрочем, они, возможно, не заразились пока чисто случайно, как и я». Отстучав на компьютере эту фразу, врач замер, пораженный очевидной, но пришедшей ему в голову только сейчас мыслью. Она на мгновенье парализовала его, однако он нашел в себе мужество дописать: «То, что я пока здоров, случайно вдвойне, ведь я обследовал с десяток зараженных лунатизмом, имея с ними непосредственный контакт. Или я уже инфицирован, но мой организм, более устойчивый, чем у других, борется с вирусом? Неизвестно ведь, какой особенностью должен обладать в этом случае иммунитет. Возможно, не последнюю роль играют психика и интеллект». Дальнейшее он только подумал, но записывать не стал: «А кто сообщит мне о лунатизме, если я каждый вечер из страха запираю дверь на ключ, который прячу в разные места? Прячу от себя, так что по утрам долго не могу его найти». По привычке, сложившейся еще со времен, когда компьютер был в диковинку, врач распечатал очередные листы своих наблюдений, положив их в пухлую папку на столе.