— Ромочка, — продолжал бормотать старик. — Вы рано вернулись из отпуска. Сегодня же только… а какое сегодня?
Я не прерывал его мыслей, только осторожно вёл вниз. Он и не возражал, продолжая бормотать себе под нос.
— Ну, ничего, это хорошо. Вчера ночью мы перешагнули через рубеж в десять тысяч, и компьютер начал барахлить; работать работал, но были небольшие опасения. Сергеенко даже предлагал вызвать компьютерщика из другого сектора, но мы сочли, что риск того не стоит. Переждём до утра, а там кто-нибудь исправит…
Мы уже миновали четвёртый пролёт вниз, когда мимо нас быстро прошёл мужчина в костюме и чёрных очках. Он мельком взглянул на нас, неразборчиво поздоровался — и направился вниз.
— …хотя не знаю, — старик продолжал свои излияния, даже не обратив на него внимания. — Уже за полдень, может быть, коллеги успели вызвать кого-нибудь…
— Простите, — наконец, решил обратиться к нему я. — Куда вам было нужно?
Если я заведу его куда-нибудь не туда — он всё-таки заметит, а это чревато для меня.
— Рома… Так вы не Рома? — он наконец-то поглядел на меня. — Ох… простите старика великодушно, а…
— Ничего, — я мотнул головой. — Вы говорили, вам нужно…
— В атриум, — кивнул он. — Минус шестой этаж и налево.
Покачав головой, он, кажется, тут же забыл про несостыковку и про то, что я — не неизвестный мне Рома.
— Мы вычислили десять тысяч, — вздохнул он, когда я поворачивал с ним налево на минус шестом этаже. — Десять тысяч, представьте себе, юноша! А он уже барахлит. Впереди ещё восемь миллиардов, девятьсот девяносто девять миллионов и девятьсот девяносто тысяч. Конечно, мощности постоянно обновляются, а до цели ещё, может быть, несколько сотен лет, но… А, вот мы и пришли. Спасибо, огромное спасибо!
Он крепко — как мог в своём возрасте — пожал мне руку, лучезарно улыбнулся и направился вперёд. Стоя на месте, я глядел, как он выходит на балкон, опоясывающий нечто… колоссальное.
Оставаться незаметным тут было сложно — всюду сновали люди. Но почему-то они казались муравьями, ползающими в глубоком овраге — именно такое сравнение приходило на ум.
Пропасть уходила вниз, наверное, на несколько сотен метров. Ярус, на котором мы стояли, был одним из верхних — зато внизу были видны десятки таких же колец-балконов, застеклённых и нет, соединённых точками лифтов и полосками лесенок, заполненных снующими людьми в халатах, в костюмах, в костюмах химзащиты, в робах…
Чем они тут занимаются? Я медленно двинулся по кругу — в сторону, противоположную от той, куда направился старик. Вроде бы, с той стороны было меньше людей, и можно оглядеться. Дно пропасти было вовсе не чёрным — нет, там виднелось что-то… то ли белое, то ли ярко-радужное, настолько яркое, что весь возможный цветовой спектр сливался в это единое белое сияние.