. Здесь и в других местах рассказа Одоевский избегает развязывания мотивных узлов, предпочитая ответам вопросы и однозначности — амбивалентность. Но как бы то ни было, Одоевский, похоже, одним из первых в мировой фантастике затронул тему явления нового биологического вида, грозящего человечеству порабощением
[25].
Обращаясь к конструированию своих химер, Одоевский естественным образом вновь прибегает к арсеналу классической античности. Его источник — так называемые «чудеса Индии», «плиниевы народы»: монструозные расы, обитавшие у дальних пределов известного мира и описанные в «Индиках» Ктесия Книдского и Мегасфена, дошедших до нас в пересказах, в «Географии» Страбона, «Естественной истории» Плиния Старшего, у Солино и других авторов. Среди этих воображаемых чудовищ внимание Одоевского привлекли астомы (букв. «безротые»). Вот как, со ссылкой на Мегасфена, описывает их Плиний:
У крайних границ Индии на востоке около истока Ганга обитает племя астомов, не имеющих рта, мохнатых по всему телу, покрывающих себя пухом листьев и питающихся только испарением и запахом, который они втягивают в себя носом. У них нет никакой пищи и никакого питья, только разнообразные запахи кореньев и цветов и диких яблок, которые они носят с собой во время долгого пути, чтобы не терять обоняние.
От немного более тяжелого запаха они легко лишаются дыхания[26].
«Монструозные расы <…> как и все чудовища, отражают культурные признаки “инаковости”, — пишет по этому поводу А. Райт. — Поскольку воплощенные ими трансгрессии буквально отражены их телами, они являются ярким и прямым примером исторического функционирования человекочудовищ как олицетворения нарушений социального, морального или онтологического порядка вещей»[27].
Другой составной частью зефиротов стали античные и средневековые гарпии, изображавшиеся с женскими торсами и головами и птичьими крыльями и ногами. Зефироты Одоевского, однако, лишены подчеркнутых еще в книге III «Энеиды» Вергилия отличительных признаков гарпий — зловония и прожорливости. Вместо этого прелестную зефиротку, очаровавшую Игнация, овевает «особого рода обворожительная атмосфера, похожая на тонкий свежий запах цветника при восходе солнца». Напротив, зловонными кажутся зефиротам обычные люди, их жилища и города; людская пища и способ ее приема вызывают у зефиротов удивление и отвращение (крайне распространенная культурная демаркация «Другого»).
В данном случае вновь сказывается амбивалентность зефиротов: Одоевский не мог не учитывать прекрасно знакомых его читателям иконографических коннотаций и ангелов, и крылатых демонов. «Ангелическое» восприятие зефиротов звучит в отзыве И. И. Панаева, увидевшем в рассказе Одоевского нечто «вроде идиллии». Е. А. Штакеншейдер зефироты запомнились как ангелоподобные существа, «красивые, голубоглазые, с золотистыми волосами». В тексте и в самом деле говорится, что лица зефиротов красивее, чем у обычных людей, однако глаза у единственной подробно описанной зефиротки черные, волосы же темно-русые. Ангелическую ипостась зефиротов подчеркивают и способы зачатия и деторождения, с человеческой точки зрения «невинные» и даже «непорочные». И все же, решившись поцеловать красавицу-зефиротку, Игнаций совершает акт сексуальной и даже религиозной трансгрессии, за что наказывается изгнанием из очарованного рая крылатых созданий