Все, чего хотелось Беардару в данный момент, – это сомкнуть свои руки на шее этой девчонки и душить, пока в ее глазах не потухнет последняя искорка жизни. Он чувствовал, как Тьма отвоевывает уголок в его душе, и всей своей волей боролся с неистовой яростью. Схватив со стола хрустальный графин, Дар со всей силы запустил им об стену, давая выход скопившимся эмоциям, и, невероятным усилием взяв себя в руки, вновь повернулся к застывшей Эле:
– За что? Почему Малик? Он в своей жизни мухи не обидел, – каждое слово, произнесенное глухим, хриплым голосом, вонзалось в ее сердце подобно копью.
– Мне действительно жаль. Это моя ошибка, – сцепив за спиной дрожащие пальцы, Эллия посмотрела на Дара, – прости.
– Простить?! Этому не может быть прощения! – он остановился прямо перед ней, нависая всем телом. – Даже твоя кровь не искупит его смерть.
– Я не боюсь искупления! – запрокинув голову, она твердо посмотрела ему в лицо.
Зарычав, он схватил ее за горло, с наслаждением впитывая испуг, вспыхнувший в темных глазах. Интуитивно схватившись за его запястье, Эллия попыталась ослабить давление, но мгновение спустя, замерев, она с нечеловеческим усилием разжала сведенные пальцы и опустила руки, принимая то, что он уготовил для нее. Крепкая ладонь все сильнее сжималась вокруг гортани… От недостатка кислорода ее сознание помутилось, и, мельком подумав, что это стало дурной привычкой, Эля провалилась в темноту…
Очнувшись от обжегшего лицо потока ледяной воды, она с удивлением поняла, что все еще жива. Над ней, опустившись на колени, с пустым кувшином в руке стоял хмурый Дар:
– Я мог убить тебя! Почему ты не сопротивлялась? – в его взгляде сквозила усталость.
– А разве у меня есть такое право? – поврежденное горло с трудом выдавливало звуки. – Ты сам сказал, что даже моя смерть не искупит совершенного. Но я могла хотя бы попытаться.
– Я едва не потерял себя из-за твоей глупости.
– Мы оба потеряли себя.
Прищурив глаза, он всмотрелся в лежащую перед ним девушку внутренним зрением, и его глаза расширились в удивлении: Тьма в ее душе, расползаясь, как ветхое одеяло, распадалась на отдельные лоскуты и таяла, озаренная ярким Светом. И только ее остатки затаились, скованные окрепшей волей.
– Но мы, кажется, обрели гораздо… гораздо большее, – он протянул руку, помогая Эле подняться. – Я не хотел причинить тебе вреда.
– Это, – девушка коснулась саднящей шеи, – малая цена за то, что я сделала. Прости меня, – преодолевая страх, она взяла его ладонь, прикоснувшись к ней губами. – Твоя рука едва не убила меня, но именно она вернула мне жизнь.