Ведущий оказался агрессивно веселым пьяницей с синюшным лицом и внушительным пузом. Он то и дело утирал пот с желчных челюстей, и большую часть его тирады было не разобрать. Хелен улавливала только обрывки:
– Традиция и семья!.. смысл праздника, да?.. четыреста лет, верите ли!.. Прямо сейчас едет из Диллмута!.. Кабан в сорок стоунов!.. Вся выручка – на благотворительность! Угощайтесь, когда придет время, леди и джентльмены… и думайте обо всех, кого мы зажарили бы вместо него, э-эх!
Перед сценой стоял ряд озадаченных престарелых ветеранов войны в беретах и обвисших, слишком больших пиджаках, украшенных лентами и медалями. Они напоминали преторианцев, засидевшихся на службе на многие десятилетия. Каждый держал в руках пластиковую коробку для пожертвований.
Воздух вздрогнул от рева восторженной публики. Где-то заплакал ребенок. Хелен пошла дальше. Она-то представляла, что посидит в субботу у тихого деревенского паба в компании Кэт и людей, которых знал ее брат.
Хелен прошла туда и обратно по узкой дороге, рассматривая лотки: домашние пирожные, сладости, фургон с мороженым, барбекю, игрушки ручной работы, сидр в глиняных кружках, стол для записи в сельский Земельный фонд, устаревшие сувениры. Она осмотрела все это за пять минут.
Люди вокруг громко и настойчиво веселились, но Хелен ощущала и гнев, натянутый струной: тут и там, особенно возле паба, бурлила пьяная, злая энергия. Она не знала, куда этот гнев направлен, но подозревала, что местные утверждают собственную идентичность, основанную на том, что они знали о прошлом или даже пережили, но помнили выборочно.
Хелен знала этот печальный национализм рабочего класса, у нее дома люди, попавшие в трудные времена, так же затаили злобу, вызванную низкими зарплатами, безработицей, сокращением льгот и пьянством.
С окон и деревянных шестов бессильно и неподвижно свисала дюжина флагов с крестом св. Георгия, придавая празднику странный, скорее всего, непреднамеренный политический привкус. В брикберской бухте люди явно тоже любили флаги.
На улице за пабом было много детских колясок и пожилых людей. После короткой встречи с пьяницами и Крилом присутствие стариков и малышей, запах сахарной ваты и бургеров на гриле успокоили Хелен. Правда, при виде стольких детей под ложечкой у нее засосало и горло невольно сжалось. Хелен купила Вальде пакетик с фруктовым мармеладом у бабушки за одним из лотков на парковке при пабе.
Хелен проверила телефон – еще у входа на праздник она написала Кэт: «Я на месте», но журналистка так и не ответила.
Убравшись подальше от толпы и Крила, который как раз возвращался, Хелен миновала тенистый проулок между общинным центром и методистской церковью и оказалась в небольшом парке.