Но вот когда начались съёмки, наш второй режиссёр Саша Мстиславский, увлёкшись кореянкой, исполнившей роль Аннуир, подруги Ильина (героя Дворжецкого), чтоб доставить ей удовольствие, пригласил на съёмки целую корейскую общину. Там были представители всех возрастов - от стариков и старух до совсем маленьких детей. Всё бы ничего, но красотой они в своей массе не блистали, а с глазами дело было совсем плохо. Однажды, во время обеденного перерыва я о чём-то поспорила с Мстиславским, и мы плавно перешли к вопросу личных пристрастий. Тут я и проехалась насчет искажённого образа онкелонок и, захваченная эмоциями, допустила самый непоправимый шаг -жестом приправила слова. Пальцами обеих рук я растянула углы глаз, превратив их в щёлки и показав тем самым, что они не соответствуют моей идее. Мой неосторожный жест был воспринят болезненным воображением стоящего неподалёку молодого корейца как дискриминация, расизм, национализм и т.п., и он побежал жаловаться остальным. Вечером после съёмок ко мне подошёл расстроенный Лёня Попов и удручённо сообщил, что корейцы объявили бойкот, отказываются сниматься и требуют для меня строгого наказания. Я даже не сразу сообразила, в чём дело, пока Лёня не спросил:
- Ты пальцами сделала вот так?
- Возможно. Ну и что? Что ж тут такого? - удивилась я, не чувствуя за собой никакой вины.
К корейцам я не питала никакой неприязни, а пятилетнюю девчушку, ровесницу моей дочери, частенько ласкала, так как она мне напоминала Аньку.
- Ты ещё маленькая и не знаешь, что такое самолюбие малой нации! Они даже требуют, чтоб мы объявили тебе замечание по партийной линии и отправили в Москву!
По Лёниному тону я поняла, что дело действительно приняло серьёзный оборот.
Сознаюсь! Тут я испугалась, и ещё как! Именно этот страх и заставил меня запомнить всю эту историю. Ужас перед партийным наказанием передался мне, наверное, ещё от моих родителей, переживших времена сталинских репрессий и партийной диктатуры.
- Что же делать? - в растерянности спросила я своего друга.
- Тебе придётся завтра с утра публично извиниться перед ними! - посоветовал Леня.
- Но что же мне сказать?
- Да просто скажи: «простите!», а за что, они сами знают! Они, наверняка, подуются, поворчат, но простят.
Как я поняла, такое решение проблемы было уже оговорено на совещании «верхушки», так как утром, когда мы приехали на площадку, корейцы стояли, выстроившись в торжественную шеренгу в ожидании моего прилюдного покаяния. Они благосклонно приняли мои извинения и, похоже, сразу забыли о моей провинности, во всяком случае, они остались так же доброжелательны ко мне, как и раньше.