Воспитатели, помахивая дубинками и грозя всеми карами небесными, погрузили нас в автобус. Двери закрылись, водитель выехал с парковки на улицу.
Радио в салоне автобуса работало постоянно, но обычно его не было слышно — перекрывали голоса борцов.
Сейчас в салоне стояла виноватая тишина. И в этой тишине я с удивлением расслышал, что вместо попсовых песенок и спортивных новостей по радио транслируют печальную, трагическую музыку. Музыка крайне удачно попала в настроение — ожидание по прибытию в школу неминуемой расплаты. Разговоры в автобусе смолкли окончательно.
А вскоре прервалась и музыка. Для того, чтобы диктор — вероятно, уже не в первый раз, — зачитал сообщение о тяжёлой утрате, постигшей сегодня клан Чжоу.
Оказывается, его глава скоропостижно скончался.
Обычно мы возвращались в школу засветло. В этот раз половину дня провели в обезьяннике и приехали только к вечернему построению.
Ученики, закончив работу, выстроились во дворе, ожидая развода в душевые. Мы, как правило, заканчивали тренировки в то же время и в душевые отправлялись первыми — ещё одна привилегия борцов. Я думал, что нас погонят на помывку сразу, как только выйдем из автобуса, но воспитатели приказали встать в строй.
На нас с нескрываемым интересом таращились восемьдесят пар любопытных глаз. По строю шелестел осторожный шёпот. Объяснимо, в общем-то — по нашему облику было заметно, что в городе не на массаж ступней ходили. Многие несли на лицах боевые отметины, да и в целом помятость от сидения в обезьяннике присутствовала. Хотя ученики, судя по восхищённым лицам, успели приписать нам как минимум победу над мировым злом. Напрямую вопросов никто не задавал, разговоры во время построения были запрещены.
Я разглядел в толпе встревоженное лицо Ниу и изнывающее от любопытства — Тао. Постарался изобразить мимикой, что со мной всё в порядке.
А едва мы успели встать в строй, как стало ясно, для чего в нём оказались — из административного корпуса вышел директор. Без пальто, с непокрытой головой. Под костюмом, вместо белоснежной рубашки — траурная чёрная.
Директор встал перед строем. Шепотки стихли, едва он успел отойти от корпуса. Мы встречали господина Гана мёртвой тишиной.
Директор немного постоял, покачиваясь с носков на пятки. И заговорил — как обычно, ни к кому конкретно не обращаясь, глядя как будто мимо нас:
— Как все вы уже знаете, клан Чжоу, давший вам пропитание и крышу над головой, сегодня постигла тяжёлая утрата. У меня не хватает слов для того, чтобы описать горечь этой трагедии и скорбь, которую испытывают сегодня все представители клана. — Я подумал, что «не хватает слов» сегодня уже слышал. Траурные речи власть имущих разнообразием не отличались. — Уверен, что каждый из вас сейчас задаёт себе вопрос: что можем сделать мы для того, чтобы поддержать клан в это тяжёлое для него время? — Директор снова ни к кому конкретно не обращался. В этом не было необходимости, ответ он уже придумал. — В это тяжёлое время наш святой долг — работать! Работать на благо клана, беззаветно и с полной отдачей.