Незакрытых дел – нет (Форгач) - страница 3

, и хотя контора в этом отношении руки им не связывала, они прекрасно знали, что в долгосрочной перспективе некоторая воздержанность не повредит. Еще до появления профитроля, в тишине, какая нередко возникает в тесных компаниях, когда каждый чувствует, что от предварительных формальностей и общих фраз пора переходить к делу, Йожеф, к огромной радости г-жи Папаи, неожиданно, как по волшебству, достал из портфеля^>[4]изумительно красивую скатерть с народной вышивкой (она была упакована в тонкую оберточную бумагу и перевязана розовой лентой), и все трое: Миклош, Янош и Йожеф – в один голос еще раз поздравили г-жу Папаи с шестидесятилетием, ведь, как уже отмечалось, в день сдачи-приемки г-же Папаи как раз исполнилось шестьдесят.

Однако, к величайшему изумлению троих господ, дальнейшая беседа пошла не по плану. И дело тут было не только в том, что верхняя часть профитроля неожиданно свалилась на мраморный столик, а уголки губ у г-жи Папаи оказались чуть-чуть испачканными сладким кремом, на что Йожеф (по праву принимающего) после некоторых колебаний с молодецкой улыбкой осмелился обратить внимание товарища секретной сотрудницы. Дело в том, что г-жа Папаи – когда порученные ей довольно многообразные задачи были тщательно разъяснены, а она спокойно, как отличник, да еще и без всяких шпаргалок, точно все повторила^>[5], что свидетельствовало о ее выдающейся памяти, которая, впрочем, проявлялась и в струившихся широким потоком, богатых на по дробности прошлых ее донесениях, и после того как Миклош «передал» г-жу Папаи Йожефу, хотя там, на месте, эту операцию называли не совсем так, и как старший по званию уже махнул официантке, чтобы принесла счет, а сам достал толстый бумажник, – г-жа Папаи вдруг заметила голосом пронзительным и резким, похожим на призыв муэдзина, и этот голос тут же заставил трех товарищей навострить уши: «Думаю, мне не стоит больше этого делать, не могу больше этим заниматься», от этих слов воздух вокруг стола прямо-таки заледенел, а г-жа Папаи чуть тише, но все тем же резким фальцетом добавила: «И вовсе не потому, что я не согласна с нашими общими целями». От такой перемены тона все трое господ буквально окаменели, и подполковник полиции, заметив официантку, в эту самую минуту с торжественной улыбкой подходившую к столу, чтобы положить перед Миклошем счет, на котором значилась не такая уж скромная общая сумма, остановил ее на полпути указательным пальцем правой руки. Сначала он решил, что попросит официантку подойти чуть позже, но потом, ощутив благодаря безошибочному инстинкту всю нелепость ситуации, понял, что тем самым – нарушив неписаные правила конспирации – только привлечет к себе внимание. По счастью, в «Ангелике», полупустой в этот предвечерний час, их веселая компания ни на кого особого впечатления не произвела: чиновники из близлежащих контор любили завернуть сюда в полдень или зайти на кофе или на пиво уже после утомительного рабочего дня; в углу, правда, сидели, тесно прижавшись, обязательные влюбленные, но они были заняты тем, что бесконечно всматривались в сияющую глубину глаз друг друга, так что товарищ Бейдер с интуицией прирожденного полководца тут же, прошипев сквозь зубы в сторону г-жи Папаи одно-единственное слово «Позже!», дал понять, что отводит свою кавалерию от моста. Не скрою, г-жа Папаи изрядно струсила, увидев посуровевшее вдруг лицо Миклоша, с него вмиг слетело все благодушие, ей даже показалось, что она уже слышит скрежет зубов; в то же время, как опытная коммунистка, она быстро сообразила, что сейчас ей лучше помолчать, даром что ее разрывало от давно уже – да, собственно, с самого 1975 года