- Видать лед!
Впереди сквозь туман голубела огромная глыба льда. А «Мирный» шел при свежем южном ветре прямо на льдину. Нужно было немедленно решить, как обойти льдину: под ветром или на ветре. Новосильский, стоявший на вахте, выбрал первый маневр, тотчас скомандовал: «Право руля!» Поставив людей на брасы, он обезветрил паруса, чтобы шлюп скорее «покатился» под ветер. Беготня людей, крики и общий переполох заставили офицеров выйти на палубу.
- Спускаться не надо! - скомандовал старший офицер. - Мы проходим лед на ветре!
Но распоряжение Новосильского уже приводилось в исполнение, менять его было опасно. И он взял на себя всю ответственность за дальнейшее.
На палубу поднялся Лазарев. Новосильский доложил ему о положении дела.
- Постойте! - сказал хладнокровно командир. «Как теперь смотрю на Михаила Петровича, - вспоминает Новосильский. - Он осуществлял тогда в полной мере идеал морского офицера, обладавшего всеми совершенствами. С полной самоуверенностью, быстро взглянул он вперед… взор его, казалось, прорезал туман и пасмурность…»
- Спускайтесь! - произнес он спокойно. «Это слово подтверждало мой маневр. В то же самое время вся ледяная громада, вышед из-за тумана, явилась не только впереди, но и вправе. Едва успели мы от нее уклониться, бом-утлегарь 1, чуть не черкнул ледяную скалу, возвышающуюся над шлюпом по крайней мере на два его рангоута и отнявшую у шлюпа ветер. Переменив маневр, мы бы неминуемо грохнулись об эту скалу!» [1 Бом-утлегарь- продолжение бушприта.].
К сожалению, мичман Новосильский, во всем ученик своего командира, только мельком и отрывочно рассказывает о Лазареве как командире. Эпизодов, подобных вышеприведенному, было, разумеется, немало на «Мирном». Они навсегда останутся нерассказанными.
Однажды моряки подстрелили альбатроса, в желудке у него нашли яичную скорлупу. Это значило, что птица недавно побывала на каком-то острове. Наблюдалась резкая перемена и в цвете воды. Из необычайно чистой, бирюзовой она сделалась темноватой, несколько мутной. Это тоже говорило о близости земли. Все чаще появлялись птицы. На встречных льдинах лежали тюлени.
17 января в прозрачном воздухе отчетливо обозначился вдали берег. К сделанным открытиям прибавилось еще одно: Берег Александра I. «Не случись ясной погоды, возвышающийся перед нами берег с величественною горою ускользнул бы от наших взоров», - вполне справедливо замечает Новосильский.
Почему же открытую сушу назвали берегом? Назвать ее землей было бы слишком смело, островом - неопределенно. Название же «берег» ни к чему не обязывало и давало возможность последующим исследователям более точно определить ее границы1. [1 Лазареву удалось определить следующие координаты Берега Александра I: 68°3' южной широты и 73 10' восточной долготы.].