Назавтра ровно в половине восьмого утра Стоун топотался на площади, от нечего делать фотографируя памятник вождю мирового пролетариата на фоне здания обкома партии. До училища дошли пешком, по ходу движения Стоун спрашивал, что это вон за строение? А, драматический театр! А это кому памятник? А, Белинскому… Что-то слышал о нём. Приходилось объяснять, что к чему.
Так, болтая, добрались до училища. Бузов и завуч уже мялись на крыльце, при нашем появлении он натянул на своё лицо такую широкую улыбку, что, казалось, физиономия директора сейчас треснет пополам. Я бы не удивился, увидев Галину Анатольевну в сарафане и кокошнике, с караваем в руках и солонкой сверху.
— Хэллоу! Гуд морнинг! — старательно выговаривая чуждые для своего слуха слова, громко произнёс Бузов.
— О, не стоит мучить себя иностранными выражениями, я прекрасно понимаю и говорю на русском, — тоже расплылся в добродушной улыбке гость и протянул руку. — Генри Стоун, собственный корреспондент в СССР американской ежедневной газеты «USA Today».
— Бузов, Николай Степанович, директор, так сказать, железнодорожного училища.
— Очень приятно! А кто эта очаровательная дама, можете нас представить друг другу?
Завуч смущённо захлопала густо-накрашенными ресницами, пролепетав:
— Галина Анатольевна Мещерякова, заведующая учебной частью технического училища номер девять.
Далее наш путь лежал на первый урок — литературу. Педагогический состав училища уже был в курсе визита иностранного гостя, как и мои одногруппники, и особого ажиотажа его появление не вызвало. То есть, понятно, исподволь его разглядывали, как какую-то диковинку, я слышал перешёптывания во время урока, мол, почему это американец не в джинсах, что у него за фотоаппарат и так далее, но в целом все вели себя достаточно сдержанно.
Верочка, наверное, преднамеренно вызвала меня к доске, отвечать по теме «Отношение Толстого к войне в романе „Война и мир“». Слава богу, я успел в начале урока кое-то прочитать, да и до этого что-то читал, а на память вроде никогда не жаловался, так что вкупе со своими импровизациями выдал вполне жизнеспособную версию ответа.
Следующим уроком было… «Обществоведение». Я наделся, что Стоун удовлетворится одним занятием, но тот потащился и на предмет, который преподавал ненавидящий меня Коромысло. Впрочем, похоже, присутствие иностранца, да ещё гражданина США, подействовало на Владлена Эдуардовича, как какой-нибудь Тенотел или Афобазол. За весь урок он н разу не назвал мою фамилию, и даже избегал смотреть в мою сторону. Сидевший за последней партой иностранный гость, выслушивая тезисы преподавателя о том, насколько хорош коммунистический строй по сравнению с капиталистическим, откровенно посмеивался, но вслух так ничего и не сказал. Хотя я бы с интересом понаблюдал, развернись между Стоуном и Коромысло жаркая дискуссия на тему политического мироустройства.