С каждым размахом судна он наклонялся то в одну, то в другую сторону, как бы обращаясь со страстной речью к большой невидимой толпе.
— Маленькая… Она очень маленькая, совсем маленькая! Разве это котенок?
— Это… это особая порода кошек. Они происходят от дикой маленькой кошки, живущей где-то на Малакке. Но это редкий экземпляр.
На матроса эти слова произвели мало впечатления. Он продолжал сидеть в прежней позе, не спуская зачарованного взора с маленького животного. Потом выпрямился и протянул Дэзи Эллен.
— Я еще зайду вечером, — пробормотал он, бессознательно насасывая давно погасшую трубку. — Да, да — я зайду вечером…
Он, казалось, совсем был сбит с толку и довольно бессмысленно повторял: «Зайду, зайду вечером». Но за этими словами скрывался легко читаемый смысл: «Черт возьми! Что же это такое… Это же сверхъестественно…»
Дэвис дотронулся до плеча матроса.
— Слушайте, Янсен, вы пока… воздержитесь, не говорите лишнего своим товарищам. Такое любопытство, вы сами понимаете…
— Хорошо. Я зайду вечером…
Когда шаги норвежца стихли за дверью, Дэвис тяжело опустился у изголовья жесткого ложа Эллен. Шторм все усиливался.
Размахи судна становились шире, и тяжкие удары волн о борт сотрясали пустой трюм.
Дэвис с тревогой всматривался в бледное лицо Эллен и, как спасения, ждал желанного Белого моря. Там качка не так сильна.
Скоро уже…
Он лег на связки каната и, заложив руки за голову, устремил взор в темный потолок своей тюрьмы. Так он часами лежал и думал.
Под шум моря и рокот волн ему в мозг снова, как бывало раньше, вползли сумасшедшие мысли. Он заглядывал в будущее…
Эллен видела в его расширенных глазах зеленые огоньки.
Почти такие же, как у маленькой кошечки Дэзи. Она понимала его и ни о чем не расспрашивала своего странного друга.
В 1638 году беглый монах Анзерского скита Никон, путешествуя по Белому морю в рыбацкой «шняке», попал в сильный шторм. Ветром и волнами суденышко прибило к маленькому гранитному острову. Островок был необитаем, на нем рос сосновый лес, водились гаги, да забежавшие зимой с берега по льду зайцы.
Ступив на гранитную скалу и помолившись, монах обратился к спутникам с вопросом:
— Кий (чей) остров?
Так как остров до того никак не назывался, то и решено было дать ему название Кий-остров.
Беглый монах уехал в Кожеозерскую обитель, сделался там игуменом, потом попал в Москву. Дальше монах быстро пошел в гору. Полюбился он царю Алексею Михайловичу, прибрал его к рукам и сам вскоре сделался патриархом. Но не позабыл он далекого островка.
Да и опору лишнюю не мешало иметь на крайнем севере, особенно поблизости от сильного Соловецкого монастыря, враждебно настроенного против нововведений энергичного патриарха-администратора.