Дар смерти (начало) (Голунова) - страница 30

Для того чтобы обезопасить себя, не обязательно становиться супергероем, просто нужно пытаться не раскисать от каждой мелочи и неприятности, которую преподносит нам жизнь. Нужно пытаться противостоять всему, что мешает нам жить и развиваться. Больше подставлять плечо друг другу, согревать своих близких теплом, не терпеть унижения и уж тем более физическое насилие. Нужно просто ценить каждый миг, прожитый нами.

Когда человек становится слабым или говорит себе, что он ничего не может, он ослабляет свой иммунитет, свои жизненные силы, и это, к сожалению, будет автоматически передаваться детям и всем членам родовой ветки. Давайте просто не давать возможности не только агрессивно настроенным субстанциям уничтожить нас, но и самим себе.

12. Родовая ветвь

…Большой и перекошенный от ненависти рот источал проклятия, летящие во все стороны слюни. Ничего нового не было. Сегодня был повод, я была виновата в том, что переложила из своей тарелки кусок мяса в тарелку своего отца. Я так устала от этой жизни, от этой ненависти, окружающей меня, от этих претензий. Я просто устала жить. Я завидовала своим одноклассникам, у которых были нормальные, прекрасные семьи. Они ходили в кино. Они ездили за город. У них все было великолепно. А я… я всегда жила в состоянии неприязни и ненависти, исходившей не от моих родителей, а от моей матери. Какая-то несусветная ревность постоянно будоражила ее мозг. Ей все время мерещилось, что мне уделяют больше внимания мои родные и близкие со стороны отца. Что меня безумно любят, а она просто как что-то прилагающее к этому. От этого очень сильно устаешь. Нет ощущения счастья и понятия семьи. Это некая боль, которая пронизывает тебя, когда ты начинаешь что-то осознавать, и заканчивается только тогда, когда ты перестаешь чувствовать через много-много лет.

Моя мать часто говорила, что выбрала отца, потому что он был сыном генерала. Она рассказывала про это при свекрови, моей бабушке, пытаясь выдать это за шутку. Хотя со стороны звучало довольно отвратительно. Ей нравилось, что у него было все. Квартира, дача, продукты, финансовые возможности, а она была девочкой из общежития. Ее бесило всегда, что я частица своего отца. Это боль, которая копится много-много лет. Даже со временем, отмирая, не исчезает совсем.

Я всегда ужасалась разнице, которая была между одним и тем же человеком в двух его состояниях. Я очень часто ходила к своей матери на работу, где она надевала белый халат, была врачом, приветливым, нежным, все понимающим. Ее любили и уважали люди. Я даже гордилась ею, какая она была в этот момент, порхая в белом халате по этим длинным, извилистым коридорам. И я ужасалась от того, какой она была, приходя домой, когда она уже снимала этот халат и становилась настоящей, такой, какой она была на самом деле. Человеком, думающим о себе, завидующим окружающим, ненавидящим все вокруг и ту жизнь, которая ее окружала. Меня ужасало всегда это двуличие. Всю свою жизнь, на протяжении своего длинного пути, я ненавидела людей, которые жили двойной жизнью.