Степа не понимал, что это за штука классная книга и зачем нужно записать туда его имя. Книгой он считал только псалтырь, которую дед Охон оставил отцу. Сколько зим отец переписывает псалтырь в свою сшитую из бумаги книгу и никак не перепишет. Степа хотел ему помочь. Когда отец находился на Волге, он развел из сажи чернила и, как только мать уходила из избы, садился писать. Как-то раз она его застала за этим занятием, наградив увесистым подзатыльником, строго наказала, чтобы он больше не смел трогать отцов псалтырь. На этом закончилась его помощь. После, когда отец вернулся домой, он срезал исписанные им листы и продолжил дальше свое письмо. А Степе сказал, что он должен учиться в школе, коли у него есть такое желание, и отвез его в Алтышево.
Учиться собралось всего пятнадцать ребятишек — двенадцать мальчиков и три девочки. Девочек учитель посадил на переднюю парту, у своего стола. Степе досталось место в середине класса. Его посадили у стены. За каждой партой сидело по три ученика, так что в классе было занято всего пять парт. За Степиной партой сидели алтышевские мальчики: низкорослый, с веснушчатым лицом, в середине, и высокий, но очень неуклюжий, плохо выговаривавший слова, с края. Оба мальчика оказались смирными. Когда учитель спросил того, что пониже, как его зовут, и повел пальцем по классной книге, мальчик заплакал.
— Ты чего? — шепотом спросил его Степа.
— Он меня хочет записать, — так же шепотом ответил тот.
— Ну и что из того? Он всех записывает, — пытался успокоить его Степа.
Но мальчик продолжал хныкать. Потом он рассказал Степе, как поп однажды записал его отца, которого затем вызвали в Алатырь и там отстегали розгами. Мало того отцу пришлось еще отвезти туда поросенка, только тогда его оставили в покое. Вот что значило записать имя.
— Но ведь учитель не поп, чего тебе бояться?..
Они все шептались, пока на них не обратил внимание учитель и не погрозил им карандашом.
Но сосед Степы напрасно опасался, что его «запишут». Имена их всех уже были внесены в книгу со слов родителей, когда те привели детей в школу. Учитель теперь лишь знакомился с ними, сверял их ответы с записью. Случалось, что ребята не знали своих фамилий и называли себя по уличным прозвищам.
Познакомившись со всеми, учитель сказал:
— Меня, ребята, называйте Алексеем Ивановичем. Понятно вам это имя? — спросил он и повторил по слогам: — А-лек-сей Ива-но-вич. Если из вас кто-нибудь захочет спросить о чем-либо, он должен прежде поднять руку.
Имя учителя все пятнадцать ребятишек поначалу произносили каждый по-своему. Кто — Алекванович, кто — Лекваныч... Кому как послышалось. А сосед Степы, высокий неуклюжий мальчик, и вовсе не мог произнести. Скажет первый слог — Лек... лек — смешается и умолкает. Имя учителя по-своему произнес и Степа, сначала мысленно, потом шепотом и под конец — вслух: «Лексей Ваныч».