Степа же был домоседом. Вернувшись из школы, он быстро обедал и за столом читал или срисовывал картинки из книги. Тетрадочная бумага для этого была мало пригодна. Мешали продольные линейки и особенно красная поперечная, отделявшая поля. Но где взять чистую бумагу? «Клеп Падихоровна» ее не дает. Иногда Степа рисовал на деревянных крышках ведер — мелом или углем. Бабушка сердилась, от этого, говорила, мусор падает в воду. Не отказывался Степа и поработать с Ваней над ложками. Тому дед давал недельное задание — сделать до следующего воскресенья четыре дюжины. Ближе к субботе Ваня просил Степу помочь. На Володю рассчитывать не приходилось, самостоятельно он не вырезал еще ни одной ложки. Ему поручали возиться над заготовками. А Степа делал ложки хорошо. Ваня иногда пытался придраться к его работе, но найти изъяна не мог. Лишь один недостаток был у Степы: подолгу он всматривался в слои дерева, работал медленно.
— Так, братец, ты себя не прокормишь, — поучал его Ваня. — Мастер должен работать быстро.
Степа хотя и сердился, но молчал. Он уже подметил, что Ваня пытается во всем походить на деда. Он и говорил, как дед. Возьмет в руки полено и проворчит: «Хорошие ложки получились бы, а мы вот сожжем в печи...» На улице на все липовые бревна смотрел глазами деда:
«Хорошие кадки гниют на земле, должно быть, хозяин их безмозглый...» Но Степа любил Ваню. Он не то что Володя, никогда зря не болтал языком. Высмеивал его тоже редко. Без него завистливый болтун Володя не дал бы Степе покоя, изводил бы его злыми шутками. Степа не умел драться, не умел и обороняться от насмешек, потому Володя и не боялся его. Но за Степу заступался не только Ваня. Главная заступница у Степы — сестра Фима. Она опять приехала прясть к Самаркиным. В Алтышеве у нее теперь завелись подруги. В воскресные вечера она с ними выходила на улицу. Вскоре стало известно, что у Фимы появился парень-ухажер. Эту весть первым принес Ваня. Он тоже ходил на вечерние гулянья и знал все новости. Смотреть Фиму парни в избу к Самаркиным уже не ходили. В этом не было надобности. Она сама теперь бывала на улице. Зато не было отбоя от матерей, теток, дальних и ближних соседок, приходивших взглянуть на девушку-невесту, узнать, какая она из себя, какой у нее характер, хорошо ли и быстро прядет. Бабушка Олена не успевала их провожать. Сама Фима твердила, что не выйдет замуж, говорила, конечно, не при посторонних, а после, когда их уже не было. При них же сидела за прялкой как прикованная, пряла быстро и ни на кого не смотрела. Бабушка Олена и Настасья выслушивали ее отнекивания с усмешкой.