— Ну как, плотно набил кузовок?
Степа посмотрит на мать, на Фиму и молвит:
— Вава!
Фима смеется. Марья грустно качает головой:
— Когда только говорить будешь?
— Время подойдет — будет. Немым не останется, коли слышит, — успокаивал ее Дмитрий.
После рождества он опять уехал возить лес к Суре для весеннего сплава. Там Дмитрий работает каждую зиму. Плата невелика, зарабатывает гроши, но другой работы нет. Когда был жив его отец, они вдвоем несколько лет подряд ходили бурлачить на Волгу. После смерти отца Дмитрий ни разу туда не ходил. Появились дети, нельзя было взвалить на Марью и хозяйство, и малых ребят. Вот подрастут сыновья, будут помогать, тогда можно опять отправиться на Волгу.
Иважа особенно ждали к рождеству. Не пришел. Теперь его ожидают к крещению, так же, как и в прошлую зиму. Может быть, и сейчас напрасно. От этой мысли Марья не находит себе места. Вчера вечером, проводив Дмитрия, она позвала бабушку Орину поворожить. Старуха взяла деревянную чашку, набрала в рот воды и брызнула в нее. Долго смотрела на капли воды по краям и на дне чашки.
— Не ожидай его, милая, и в эту зиму не придет. Видишь, с краев чашки капли не скатываются на дно до кучи, — говорила она.
У Марья тоскливо сжалось сердце. Она побледнела. Орине стало жаль ее. Она провела иссохшей рукой внутри чашки, вытерла ее и сказала:
— Ну, давай попробуем еще, может, на этот раз брызги лягут по-другому.
Выждав, пока чашка обсохнет, она снова брызнула в нее. Капли легли по-прежнему.
— Ожидай его, любезная, к весне, раньше не явится, чашка предсказывает правильно, не врет, — заверила старуха, отнесла чашку в предпечье, вытерла мокрые руки о передник и опустилась на лавку.
После этого гадания Фима со Степой перестали продувать глазок в окне, смотреть на улицу. Кого там выглядывать, если Изваж не придет до весны. Перестала ожидать и Марья, но тревога за сына не покидала ее. Вероятно, с Иважем случилось что-нибудь неладное или заболел дед Охон. Человек он старый, емC и умереть недолго. Без него Иважу не найти свой дом, будет блуждать по чужим селам, питаться подаянием.
Долгими зимними вечерами тихо шуршит колесо прялки, тянется бесконечно нить пряжи. И мысли Марьи тянутся, как эта нить. Они не оставляют ее даже тогда, когда она, уставшая за день, укладывается спать. Сон приходит не сразу. Иногда ей чудится, что кто-то идет, кто-то прошел под окнами. Она открывает глаза и прислушивается. Но нет никого. Это ветер шумит под окнами ветлой. В избе шуршат тараканы, они опять расплодились, в эту зиму их не вымораживали. «Придется хоть утром вскипятить воду и ошпарить углы кипятком», — думает Марья. Под коником тяжело вздыхает свинья. Дети давно спят. Слышно, как на полатях посвистывает носиком Степа, как спокойно дышит Фима.