— Возьми, Галя. В Барамиках набрала. Теперь их там много растет.
Крылом ночной птицы мелькнула по ее лицу тень, и Ульяна отвела руку.
— Пожалуй, лучше ему. Монументу.
«Пожалуй, так лучше», — согласилась и я в мыслях.
Ульяна бросила колючий синий огонек в радугу и ушла. И на митинг не осталась.
С чего бы это?..
Из моего звена выписалась, на работу в бригаду ходит берегом, чтоб только не проходить мимо моего двора. Я тоже давно не была у нее. И не пойду первой... Хотя иногда, а особенно когда запоют девчата «Гриця»[8], седой грустью окутывает сердце. Никто лучше нас не пел эту песню. Вместе в девушках ходили. Супряжных коней вдвоем вели в колхоз, перешагнув гнев мужей. После войны на пепелище артельного двора вкапывали вместе первый столб.
А вот теперь...
Васильки набрала в Барамиках. В Барамиках?.. Это ж там была земля моего звена. Она-то впервые и уродила по двадцать пять центнеров с гектара. Неспроста тот букет. Что Ульяна хотела сказать им? «Их теперь много растет там...» Ну и что же, — много! Истощили землю, забросили поле. Васильки и растут.
Я посеяла в нынешнем году близ села, на клеверище.
Душно. Почему-то сон не приходит, бродит под окнами... Вот уже и полночь падает звездной капелью за окном. Спать, спать!.. Но сон снова вспархивает невидимой птицей. А сверху — иные вспугнутые птицы — мысли.
Зачем Ульяна положила цветы под памятник? Кинула их, и они вспыхнули, словно глаза. Наверное, горят и сейчас. А та, другая Галя, смотрит на них. Я здесь, в кровати, а она — всю ночь под звездами...
Сказать правду, я только на людях поглядываю так спокойно на памятник. А так... Я даже немножко боюсь его. Особенно жутко, когда одна прохожу мимо него ночью. Тогда кажется: он сходит с пьедестала и неслышно шагает за мной. Я бросаюсь в хату, а он останавливается под окном и заглядывает в комнату. Как вот сейчас... И мы молчаливо разговариваем с ним. С нею. С призраком моего воображения, которое не всегда удается унять. Я рассказываю ему, как встречали меня в столице, какое обещание дала я на областном совещании, советуюсь с ним, где сеять в нынешнем году, какую давать подкормку. А когда-то мы советовались с Ульяной.
Та, бронзовая Галя, во всем соглашается со мной. Ведь она знает, что я не обижу ее, что все это для нее.
Но сегодня... Сегодня она задает мне вопросы, странные и не совсем понятные. Почему? Может, потому, что цветы дарила ей, а не мне... Спрашивает что-то о почете, о славе. Знаю ли я, что такое слава? Пожалуй, знаю. Для многих людей это птица, за которой они гонятся всю жизнь. А не страшно ли держать ее в руках? А не сожмется ли от страха сердце, что вдруг упорхнет она?