Люди не могли такое сделать, значит, в округе появилось ещё одно исчадие Сна.
Снова вспомнились слова Томаша: «Как видишь красные глаза — улепётывай со всех ног. Иначе кожа слезет с костей». Это он говорил про монстра, которого сноходцы называли жнецом. Неужели он здесь?
Меня бросило в холодный пот. И дело даже не в том, что я не знал, смогу ли убить существо или нет — я содрогался при мысли об тех ужасах, которые жнец здесь может сотворить. Живо представились деревни, завалены мёртвыми телами с оплавившейся кожей.
Я снял с плеча пищаль и стал осматриваться, нет ли поблизости жнеца.
Насколько я знал, жнецы появляются в темноте. А значит, он мог бродить рядом… Или находиться уже в десятках вёрст отсюда, может быть, даже в Высоком…
Заночевал я в той же избе, что и на пути в Перепутье, а утром двинулся дальше. Наличие лошадей принесло новые проблемы: животных требовалось чем-то кормить, а я не знал, чем и как, а интернета, чтобы посмотреть, разумеется, не было. Насколько я слышал, лошадям нужно давать сено или овёс. Овса не нашёл а вот сена во дворе оказалось много — тут имелся сеновал под навесом.
А пока лошади ели, я пошёл ещё раз посмотреть на мёртвых животных. К моему удивлению, трупы теперь лежали в стойлах, не подавая признаков жизни. Значит, эффект «зомби» был недолговременным: примерно два-три дня. Ну хоть одна хорошая новость.
До Высокого добрался в тот же день, хоть и не без проблем. На подъезде к селу я увидел составленные кругом крестьянские телеги и кибитки и стреноженных лошадей. Сразу понял: беженцы. Они почему-то решили остановиться тут. Расположились на левом берегу неподалёку от изб, тогда как церковь и дом старосты находились на правом.
Первым делом я отправился к Фёдору. Он рубил дрова во дворе, когда я вошёл. Оторвавшись от своего занятия, он вначале вскинул брови от удивления, а потом снова нахмурился.
— Живой, значит, — староста вонзил топор в пень и направился ко мне. — А мы-то думали, тебя — того, съели.
— Меня не съедят. Я не вкусный, — отшутился я.
Прошли в избу. Я снял свой кафтан, оставшись в одном камзоле, и мы с Фёдором уселись за стол.
— Где бродил-то? Чего видал? — начал расспрашивать меня староста. — Тут страсти знаешь какие творятся? Собаки по сравнению с тем, что в Перепутье и Старой Яме произошло — пустяки.
— Знаю, я там был, — кивнул я.
— Понятно, — протянул Фёдор и посмотрел на жену, которая возилась у печи. — Слыш, Манька, иди на улицу, не для твоих ушей разговор.
Жена Фёдора — коренастая женщина с хмурым, постоянно усталым лицом поворчала немного, но мужа послушалась.