Мистер Главойрей посмотрел поверх голов своей свиты на простолюдина, осмелившегося с ним торговаться.
— Желаю, — заявил он. — Тысяча! Толпа охнула в один голос.
— Тысяча двадцать пять, — сказал Тоэм, дрожа в предвкушении поражения.
Мистер Главойрей нахмурился, топнул оземь.
— У меня с собой только тысяча. Выпишу ваучер… Тоэм услышал собственный голос, оравший:
— Нет! Это незаконно. Никаких чеков, никаких кредитных карточек. Условие — платить наличными.
— Он прав, мистер Главойрей, — признал Рашинджи.
— Тогда дайте мне послать за деньгами. Они прибудут через час.
— Необходимо получить у меня разрешение на отсрочку аукциона, — провозгласил Тоэм, припоминая вычитанное в книжках Тригги Гопа. — А я в таком разрешении ему отказываю.
— Ну, раз так, — сказал Рашинджи, поворачиваясь к Тоэму, — она наверняка твоя.
Друзья богача подняли протестующий гам. Рашинджи замахал в их сторону, призывая к спокойствию.
— Это справедливо. Простолюдин, я велю ей искупаться и подойти к тебе у фонтана. — Он отвернулся и хлопнул, вызывая следующую по расписанию.
Тоэм оглядывал толпу, ища голову Тарлини. Он выиграл право поговорить с ней. В голове кишмя кишели вопросы.
— Тысяча двадцать пять кредиток, дорогой сэр, — прозвучал рядом ее голос.
Он быстро взглянул в низ.
— Тарлини!
Рот ее медленно открылся.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Я Тоэм.
— Какой Тоэм? — переспросила она, внезапно теряя терпение.
— Твой Тоэм. Твой мужчина.
Она оглянулась, тараща глаза.
— Ты не Тоэм. Тоэм темный. А ты светлый.
— Да, правда. Но я Тоэм. Меня убили после того, как нас похитили ромагины… верней, мое тело убили. А мозг спасли, и тело теперь у меня новое.
— Ты несешь чепуху. Прошу, тысяча двадцать пять кредиток.
Он схватил ее за плечо?
— Слушай, Тарлини, я…
— Пожалуйста, дорогой сэр, не троньте меня. Он нерешительно отвел руку.
— Слушай, могу доказать. Помнишь деревья с красными листьями, и одно из них над нашей хижиной? Мы жили, любили друг друга на травяном ковре, и ты все твердила, что он полон рисунков, похожих на людей, на их лица. Мы поженились бы через месяц.
Она минуту смотрела на него.
— Да, я так говорила, и мы там жили. Откуда ты это все знаешь?
— Я Тоэм!
За последнюю девушку разгорелся жаркий торг. Выкрикивались ставки, веселя обе стороны, а Рашинджи все понукал поднимать цены. Тоэм заговорил громче.
— Помнишь море, как оно разговаривало? Мы сидели на берегу, и я всегда слушал море, беседовал с ним. Ты говорила, что я сумасшедший, но уверяла, что все равно меня любишь.
Она нервно крутила в маленьких ручках денежный мешок.
— Ну и что? Что из того… если ты Тоэм?