Говорили, что несколько человек были ранены, а одну женщину почти перерезало пополам пулями, настолько плотно угодила в нее пулеметная очередь. Это были первые жертвы в нашем населенном пункте, и поэтому особо памятные. Эта пулеметная очередь послужила сигналом для строительства почти у каждого дома блиндажей, соединенных между собой глубокими зигзагообразными траншеями.
Когда фашисты пробомбили железнодорожную станцию, стали строить бомбоубежища. Такое сооружение возвели и во дворе нашего дома. Выкопали глубокую, больших размеров яму, наверх накатили толстенные бревна, засыпали их толстым слоем земли, навесили двери из толстых листов железа, провели электричество, и получилось убежище, где пришлось нам впоследствии просидеть много часов, спасаясь от бомбовых ударов с воздуха.
Пока не было построено бомбоубежище во дворе нашего дома, от налетов немецких самолетов мы скрывались в блиндаже, сидя на широких дощатых лавках, расположенных во всю длину земляных стен. В отличие от бомбоубежища, освещением служили свечи или керосиновые лампы. Обычно воздушные тревоги были непродолжительны, но случались дни, когда приходилось сидеть в этой яме часами, вдыхая запах земли и свежеструганых досок. Когда с хлебом еще было сравнительно неплохо, мать каждый раз брала с собой в убежище буханку хлеба, несмотря на то, что, как правило, мы там его не ели. Видимо, на всякий случай.
Бомбоубежище, построенное в нашем дворе, было рассчитано на жителей двух домов, нашего и соседнего, поэтому при воздушной тревоге иногда оно было забито до отказа. В такие дни сидячих мест не хватало, и люди располагались по всей площади помещения кто как сумеет, кто сидя, кто лежа. Люди, бежавшие в убежище из дома, прихватывали с собой кто одеяло, кто стульчик, а захваченные тревогой на улице вбегали ни с чем и вынуждены были довольствоваться тем, что достанется. Убежище закрывалось большой, тяжелой стальной дверью, и до окончания воздушной тревоги из него никого не выпускали. При каждом взрыве бомбы почему-то мигала лампочка и сыпалась земля с потолка. В такие тревожные минуты голова самопроизвольно втягивалась глубоко в шею и на душе становилось тревожно и радостно одновременно. Тревожно оттого, что идет бомбежка, а радостно, что бомба пролетела мимо. Даже мы, дети, уже знали, что это убежище не спасает от прямого попадания бомбы, и если немец не промахнется, то от нас ничего не останется. Тревожно было еще и от неизвестности, что происходит там, наверху. Хотелось знать: куда упала бомба? Что она натворила? Сколько самолетов участвует в бомбежке? Преодолевая страх, улучив момент, когда стражи у дверей чем-то отвлекутся, мы, мальчишки с нашего двора, умудрялись вынырнуть на какое-то время наверх, за что получали оплеухи и подзатыльники от старших. На наше счастье немцы в основном бомбили железнодорожную станцию и какие-то объекты вблизи нее, а жилые дома и электростанцию пока не трогали.