Третье лицо (Драгунский) - страница 124

Или – что где-то в таганских переулках, вот адрес, это коммуналка, комната сразу налево, там один такой алкаш получил в наследство библиотеку своего дяди, распродает за копейки, там Гумилев, ранний Пастернак, русская философия типа Бердяева, Шестова, Соловьева и все такое, буквально рубль книжка…

Но все это, все три ситуации были настолько ненатурально прекрасны, что я радостно говорил: «Да-да, спасибо, конечно!» – и не приходил.

И до сих пор не знаю, розыгрыши это были или на самом деле девушка влюблялась, режиссер интересовался и редкие книги продавались задешево.


* * *

Однажды моему папе позвонил молодой писатель Геннадий Снегирев, автор детских книг о животных. Ну как – молодой? Младше моего папы ровно на двадцать лет. Дело было примерно в 1963 году. Моему папе пятьдесят, Снегиреву тридцать. Так что мой папа звал его Гена, а он папу – дядя Витя. А мне было вовсе двенадцать лет. Вот однажды он звонит папе, и папа мне говорит: поедем в гости к Гене Снегиреву. Ему прислали из Средней Азии какую-то потрясающую закуску, в смысле еду. Деликатес. Никто, говорит, в Москве такого не пробовал.

Папа купил водки и еще кого-то с собой пригласил. Приезжаем.

Пустая, совершенно пустая комната. Намусорено. Кровать, какой-то стол. Очень неуютно. И довольно противный запах – как будто кошками, но не совсем. Мы все расселись на табуреты вокруг стола – нас было всего человек пять, наверное. Гена, мы с папой и еще двое, не помню кто. Кажется, какие-то художники.

Достали из сумок водку. Папа спрашивает:

– Гена! Где же твои деликатесы?

– Сейчас, дядя Витя!

Лезет под кровать и достает оттуда клетку, а в ней копошатся и прыгают какие-то мелкие зверюшки. Вроде мышей, но пушистые и без хвостов.

– Что это?!

– Сирийские золотистые хомячки! – говорит Гена.

Тогда в Москве еще почти не было хомячков, мы просто не знали, что это такое, где их берут и, как говорится, «с чем их едят».

– А что, их едят? – Я даже испугался.

– Еще как! – Гена запустил руку в клетку, достал одного, зажал его в кулаке и произнес, клацая зубами: – Ну, вы наливайте!

– Прекрати! – сказал папа. – Отпусти зверя!

– Тогда нужна закуска, – серьезно ответил Гена.

Папа достал деньги и послал меня за хлебом, колбасой и огурцами.

В общем, молодому писателю просто хотелось выпить. Но мы на него не обиделись, тем более я: мне было очень интересно. Снегирев хотел мне подарить хомяка, но я все-таки отказался.


* * *

Безобидных розыгрышей, в которых я сам участвовал, помню два.

Первый – вот такой.

Были у меня друзья, братья-близнецы. Один художник, другой врач. И вот однажды мы с компанией завалились в гости к одной даме, которая очень давно, лет пятнадцать назад, училась в художественной школе вместе с тем из близнецов, который стал художником. С тех пор они не встречались. А мы взяли с собой того, который стал врачом, и внутренне хохотали, когда хозяйка, наморщив лоб, говорила: