Третье лицо (Драгунский) - страница 132

Она спрятала их в сумочку.

Выпили пива. Зазвонил телефон. Охранник взял трубку, посмотрел, кто звонит.

– Чего тебе? – спросил он в трубку.

– Славик! – сказал знаменитый артист Саранцев. – Привет, дорогой! Я там у тебя на контроле перчатки забыл, ты их отдай, пожалуйста. Они очень брендовые, сорок тысяч стоят.

– Тю-тю, – сказал охранник. – Что упало, то пропало.

– Ты что, дурак? Хочешь, я тебе такие же куплю?! Еще лучше! Не в том же дело! Мне их Татьяна подарила. Я завтра Макса пришлю.

– Тю-тю, я все сказал, привет.

– Так братья не поступают! – возмутился Саранцев.

– Я их Юльке отдал, – объяснил охранник. – На память о тебе.

– Ты, наверное, думаешь, что я…

– Лично я о тебе вообще не думаю, – перебил охранник и нажал отбой.

Сестры робость и ярость


из книги полезных советов

Не бойтесь наглых. Нет, конечно, наглых и напористых бойтесь тоже. Но особенно востро держите ухо со стеснительными.


* * *

Я постеснялась сказать, что жду подругу, и он сел в буфете за мой столик.

Потом он позвал меня в кино, а я постеснялась сказать, что уже видела этот фильм.

Потом он пришел ко мне в гости, когда никого дома не было, а когда стало поздно, попросился остаться ночевать, и я постеснялась сказать, что зря он это все.

Потом он спросил, хорошо ли мне было, и я постеснялась сказать, что очень так себе, на троечку.

Потом он принес мне цветы и сделал предложение; мне он совсем не нравился – и в сексе, и в жизни, – но я постеснялась ему это сказать.

Он очень хотел, чтоб мы жили с его мамой, и я как-то постеснялась возразить.

У меня были опасные дни, но я постеснялась сказать ему, чтоб он хоть в этот раз предохранялся.

Он сказал, что у нас должно быть трое детей, а я постеснялась объяснить, что всегда хотела быть инженером по летательным аппаратам.

Он сказал, что я должна бросить работу и сидеть дома с детьми, а я постеснялась возразить, потому что он бы сказал: «А почему ты раньше не сказала? Кто тебе рот затыкал?»

Поэтому я мелко-мелко, прямо до пудренного состояния, натолкла лампового стекла, смешала его с крысиным ядом на плавленом сыре и намазала ему на хлеб, а потом постеснялась вызвать скорую помощь… Пять тысяч


арифметика повседневной жизни

Дима Стремокоцкий, допив чай и отерев губы салфеткой, встал из-за стола, прошествовал мимо своей жены Алисы, потрепал ее по затылку, нагнулся, нежно поцеловал в макушку, поблагодарил за прекрасный ужин и вышел из кухни.

– На здоровье! – сказала Алиса ему вслед.

Она встала, прошлась по кухне, взяла с полки толстую замусоленную тетрадку. В такие тетрадки хорошие хозяйки обычно записывают кулинарные рецепты. Пролистала ее. Хмыкнула. Сунула под мышку и пошла следом за мужем. Нашла его в комнате, которая в большинстве обычных интеллигентных семей называется «большой». Люди побогаче и позатейливей такую комнату называют «гостиная», всякие оголтелые западники – «living room», а люди попроще, из провинции, – «зала». Но Стремокоцкие были самой обычной семьей, москвичи с высшим образованием, и ничего особенного. Поэтому в их двухкомнатной квартире была спальня и большая комната. Женаты они были уже шесть лет с небольшим – весной отметили «чугунную свадьбу», а сейчас был конец августа. Диме было тридцать четыре, Алисе – тридцать ровно. Детей у них пока еще не было.