– Что с вами? – спросила она.
– Так, голова болит немного. Ничего. А вот вы бледны. Дайте руку.
Он взял ее за запястье, нащупал пульс. Долго считал удары, глядя на стрелку карманных часов. Нахмурился. Встал, прошел в прихожую, вернулся с саквояжем. Достал стетоскоп и холодно сказал:
– Расстегните платье на груди.
– Вы меня вылечите? – спросила она.
– Помолчите. Не мешайте слушать. Теперь повернитесь спиной.
– Вы меня вылечите, Сергей Сергеевич? – повторила она.
– Застегнитесь. Вам нужно срочно ехать в Москву, в университетскую клинику. Я дам вам письмо к доктору Закржевскому, своему учителю.
– Прямо завтра? – растерялась она.
– Лучше бы сегодня, – сказал он. – Жаль, Пасха.
– Христос воскресе, – заплакала она, обняла его и снова поцеловала.
– Воистину, воистину, – забормотал он, быстро целуя ее в щеку. – Застегнитесь, а то сюда войдут и подумают невесть что. Застегнитесь же!»
* * *
Я продолжаю пересказывать эту грустную историю и вдруг вижу, что какая-то дама, встав с кресла и отойдя к двери, говорит по мобильному. Но при этом не выходит из комнаты, одновременно слушая и меня, и своего телефонного собеседника.
Я прерываю рассказ и чуть ли не кричу:
– Здесь много места! Здесь полно других комнат, залов, коридоров и чего хотите! Идите туда и разговаривайте! Зачем именно здесь? Почему именно тут?
– Простите, простите, простите, – шепчут люди. – У нее дочь в больнице, это ей дочь из больницы звонит.
– Всё, всё, Лиза, всё, – поспешно говорит дама в телефон. – Не могу разговаривать, я на лекции, я перезвоню…
– Простите и вы меня, – говорю я этой даме. – Ну-с, продолжаем. Продолжаем?
– Да, да, продолжаем, конечно, пожалуйста, – снова шепчут слушатели.
– Итак…
* * *
«Доктор Пигарев больше не заходил к Шаховым и не знал, что там дальше было с Елизаветой Васильевной. Хотел написать письмо профессору Закржевскому в университетскую клинику, да как-то не собрался. Тем более что Василий Петрович Шахов умер, а тетки Анна и Ангелина вместе с урожденной княжной Гундоровой уехали куда-то, не попрощавшись с ним.
Однажды, уже через много лет, доктор Пигарев посетил недальнюю деревню. Староста сказал, что у старухи Каликиной невестка хворает.
Была зима. Лавка, на которой лежала больная, была около двери. Семья Каликиных была большая. Молодухи шастали туда-сюда, из двери дуло. Больная невестка, исхудавшая и жаркая, с блестящими глазами и свалявшимися волосами, дрожала под коротким драным тулупом.
– Звать-то тебя как? – спросил доктор.
– Лизавета, – проговорила та прыгающими от озноба губами и посмотрела на доктора жалко и бессмысленно, как овца на мясника.