Но по пути Томас передумал. Сперва, надо встретить Сару. Он взял ключи от машины, достал телефон и набрал номер полиции.
Он надеялся, что для них с Сарой еще есть надежда. Маркус писал, что ему повезло быть с такой женщиной, как она. И по этой фразе понятно было, какие чувства Маркус испытывает к ней.
Судебный лекарь Маргарета Руландер-Лилья стояла возле стола в палате для вскрытия на Медисинаргатан 1С. При виде Фольке она строго кивнула:
– Ты опоздал.
– Я…
– Нет ничего хуже, чем опоздание без весомой на то причины.
Покойный на столе из нержавеющей стали был хорошо сложен. Правильные черты лица, густые волосы. Если бы не отсутствие рук и не разрез на груди, можно было бы подумать, что он спит.
Фольке покачал головой. Вытаращив глаза, он смотрел на врача, который работал рядом с соседним столом. Тот только что опустил в поднос пилу. Фольке попятился прочь и повернулся спиной к столу с другим покойником.
Маргарета разглядывала Фольке. У нее были длинные узкие руки с тонкими, как у пианистки, пальцами. Ногти коротко стриженные и без лака. В правой руке у нее был лист бумаги, закрепленный на специальной подставке, куда она методично заносила повреждения, обнаруженные у трупа. На бумаге был рисунок тела – спереди и сзади. Вообще-то это была двойная работа, поскольку помимо бумаги, у нее был еще диктофон на шее. Она давно уже научилась включать и выключать его нажатием подбородка, но все равно предпочитала иметь под рукой бумагу, чтобы можно было получить полную картину вскрытия для отчета.
Обычно криминалист присутствовал при вскрытии, когда полиция подозревала убийство. На этот раз это был Йеркер, но он уже ушел. Обычно криминалистов информировал о результатах Йеркер, но теперь, когда ей представился случай помучить Фольке, Маргарета не могла им не воспользоваться.
– Я думал встретить тут Йеркера… – проблеял Фольке.
Маргарета его проигнорировала. Надев колпачок на ручку, которой писала, она убрала ее в карман. У нее был имидж строгой дамы. Никто из коллег ни разу не осмелился назвать ее иначе, чем Маргарета. По крайней мере, в трезвом состоянии. Маргарета выказывала больше эмпатии и заботы по отношению к своим пациенты, чем многие другие врачи, имевшие дело с живыми людьми. Может, потому что пациенты Маргареты были не в состоянии изъявить свою волю, и ее долг был сделать это за них.
Она никак не могла понять, как Фольке может работать на такой ответственной работе и при этом производить впечатление человека, которому ни до чего нет дела. Может, таким образом он пытался дистанцироваться от всего того ужаса, с которым сталкивался на работе? Впрочем, не это раздражало Маргарету больше всего. Ее раздражало, что Фольке часто вдавался в детали, теряя способность видеть всю картину. И ее бесила его манера изображать, что он всегда знает, как лучше, и желание бесконечно поучать других.