Мечтать не вредно, – подумала Карин, но сказала:
– Сегодня завтрак в кухне, но у нас есть кофе и свежий хлеб.
Йоран вышел в кухню в джинсах и футболке с растрепанными волосами и сонным взглядом голубых глаз. Карин отрезала ломоть теплого хлеба.
– Доброе утро, – сказала она.
– Ты пекла хлеб? – спросил он.
– Нет, я сбегала в пекарню, – ответила Карин. – Хлеб викингов, – она показала на хлеб, – и еще есть булочки к чаю.
Думает, что я буду печь, как его мама, подумала Карин. Он уже не раз на это намекал. И если ему так уж хочется домашнего хлеба, почему бы не испечь его самому.
– А джем есть? – спросил Йоран.
– Сейчас спрошу у официантки, – пошутила Карин.
– Что? – удивился Йоран.
– Ты покупал джем? – спросила Карин.
– Почему ты злишься?
– Я не злюсь, но ты ведь и сам можешь посмотреть в холодильнике, прежде чем спрашивать у меня. Я не знаю, есть ли у нас джем, и мне нужно бежать.
– Опять на работу? Ты же работала вчера, а это было воскресенье.
– А что если я бы сказала тебе то же самое? Забей на работу и останься со мной, – съязвила Карин и тут же пожалела о том, как зло это прозвучало.
– Я знал, – с триумфом объявил Йоран. – Я дома меньше не недели, а ты уже начинаешь критиковать мою работу. Типично. Ты эгоистка! Сколько еще мы будем это обсуждать?
Он закатил глаза, чтобы подчеркнуть свое негодование.
Это последний раз, хотелось ей сказать, но Карин не отважилась.
– Так больше не может продолжаться. У меня нет сил, – прошептала она, потом набрала в грудь воздуха и повторила: – Я больше не могу. Прости, но это так.
Теперь голос был увереннее, громче. Она сказала то, что давно хотела сказать.
Карин положила руки на стол.
– Опять за старое. Все время ты, ты, та. А как же я? – Йоран поднялся и начал театрально жестикулировать. – Я так больше не могу, – пародировал он ее голос. – Как ты думаешь, я себя чувствую? Как мне приходится? Ты чертов эгоист!
Он скрестил руки на груди и ждал ответной атаки. Которая не последовала.
Пять лет, думала она, выходя из кухни с кружкой в руках. Когда все успело закончиться?
Йоран вышел вслед за ней.
– Серьезно, Карин. Я столько для тебя сделал? Ты об этом не забыла?
Эта реплики мученика была словно взята из плохого фильма. Для него ссора была развлечением. И это взбесило Карин. Злость, скопившаяся в ней за пять лет, вырвалась наружу. С нее хватит! Она швырнула синюю чашку с кофе в стену, и осколки полетели во все стороны.
– Ты совсем спятила? Что ты творишь?
Он уставился на осколки и кофе на белой стене.
– Что именно ты для меня сделал? Что? Назови хоть одну вещь! Даже мой день рождения в январе ты забыл. На дворе май, а ты меня так и не поздравил, – плевалась она, как бешеная кошка.