«Другая передача» – так повсюду в Германии для краткости называли все передачи запрещенных радиостанций: Лондона, Москвы, «Солдатского радио», «Свободного радио» и прочих. На западе и юго-западе Германии предпочитали швейцарское радио, а те, у кого родственники пропали или погибли на Востоке, слушали московские программы – «Военнопленный» или «Письмо из дома». После Сталинграда русские радиостанции стали особенно популярны: советские власти категорически отказывались давать союзникам или нейтралам какие-либо сведения о военнопленных, а в этих передачах часто приводили имена с немецкими адресами, указывали их гражданские профессии и даже зачитывали послания военнопленных родственникам в Германии. «Все слушают Московское радио, предпочитая его даже Би-би-си. На то есть серьезные причины. В столице СССР ведутся специальные радиопередачи на немецком языке, по ходу которых непрерывно зачитываются нескончаемые списки находящихся в советском плену немецких солдат и письма некоторых из них. Как англо-американские пропагандисты, так и сами нацисты недооценивают значимость подобных передач. Слушателей, которых застают на месте «преступления», расстреливают» (81).
У одного пленного солдата вермахта русские нашли письмо от матери, в котором она сообщала сыну, что отец болен, ему необходимо усиленное питание, а продуктов нет. Московское радио обратилось к женщине, назвало ее имя и адрес. Ей посоветовали заглянуть в один из берлинских ресторанов, который пользовался услугами черного рынка и где каждый день предавались обжорству нацистские бонзы. Там, сказал диктор, она может найти все необходимое, чтобы поставить больного мужа на ноги; правда и цены там кусаются, вряд ли даже недельного заработка ее мужа хватит, чтобы купить что-нибудь. Аналогичные обращения транслировались в эфире ежедневно и не один раз.
Звучали, конечно, и более мрачные программы, рассчитанные на жесткое психологическое давление. Во время Сталинградского котла советские пропагандисты использовали неожиданный ход, когда по московскому радио мрачный голос с монотонностью тикающего механизма беспрерывно повторял: «Каждые семь секунд в России погибает один немецкий солдат. Сталинград стал братской могилой». Дока Гитлер, узнав, что Паулюс сдался в плен, проницательно заметил: «Он будет делать признания и составит воззвания. Он в ближайшее время выступит по радио, вот увидите. Зейдлиц и Шмидт будут говорить по радио. Они запрут их в крысином подвале на Лубянке, и через два дня они будут настолько измучены, что немедленно заговорят» (82). Фюрер, как профессиональный пропагандист, предсказал все верно, только ошибся во времени. Паулюс и Зейдлиц, ставшие руководителями так называемого комитета «Свободная Германия», действительно обратились по Московскому радио к армии с призывом устранить Гитлера, но лишь в июле следующего года.