Отворилась дверь с золотой цепью - вступил хорезмшах.
Он величественно проследовал к трону. Лицо шаха было сумрачным, что говорило о каких-то заботах, угнетавших властелина мира.
Хорезмшах воссел на трон, и веселье возобновилось.
Крепко задумавшись, шах все больше мрачнел и даже не слушал сладостно-пьянящую музыку, не видел красоту танцев прелестных девушек.
Заметив плохое настроение правителя, придворные и гости потихоньку исчезали. Вскоре дворец окутала мертвая тишина.
Хорезмшах и Мехдуньь остались вдвоем. Тогда шах облегченно ВЗДОХНУЛ и заговорщическим тоном произнес: - В моей казне, Мехдуны, много золота, рубинов, сеоебра и кораллов, собранных на беоегах полуденного моря. А мне нужны сейчас лишь два комплекта одежды каландаров. Сумеешь достать?
Визирь молча наклонил голову и ушел. Вернулся он очень быстро, неся в руках одежду нищих.
- Да простит, великий шах, мое любопытство, если я спрошу: зачем властелину мира одежда каландаров?
Шах тонко усмехнулся и объяснил Мехдуны свои намерения:
- Видишь ли, визирь, я не особенно верю твоим сыщикам. Словно бродячие собаки, рыскают они среди моих подданных, а толку мало. Я сам хочу услышать, что говорит мой народ. Подобно Гарун аль Рашиду, я желаю лично видеть, как они живут и что делают. Поэтому сегодня ночью мы с тобой превратимся в нищих и совершим прогулку - по Ургенчу. В этом городе, как тебе известно, жизнь кипит и ночью. Послушаем, о чем судачат на улицах и в пристанищах каландаров. И подобным образом выявим врагов нашего престола.
- Великий шах превзошел в мудрости самого Гарун аль Рашида! подобострастно сказал Мехдуны и, склонившись в поклоне, спрятал от шаха кривую ухмылку сомнения.
Вскоре на освещенных фонарями улицах Ургенча появились двое пеших спутников. Один был высокого роста, широкоплечий здоровый мужчина, другой же - среднего роста, худой и тонкий, качающийся под ветром, словно ветка ивы. Он казался старше первого лет на десять, но даже слепой мог бы заметить: большую власть имеет здоровый мужчина.
Путники внимательно прислушивались к разговорам людей в караван-сараях, на улицах, а если кто-нибудь обращал на них внимание, делали вид, что они просто идут своей дорогой, ничего не видя и не слыша.
На одной из оживленных улиц худой "каландар", забыв о конспирации, прогнусил: - О солнце Хорезма, нельзя ли идти потише? Я изнемогаю: Слова расслышали гуляки, стоявшие под фонарем и праздно болтающие о том о сем.
- О аллах, правоверные! Вы посмотрите только, - сказал своим приятелям один из них. - На обоих рваные шапки и тряпье на теле, жалкая посуда из тыквы на боку, а худой величает приятеля-громилу солнцем Хорезма.