— Где Людка? — выдавила я из себя.
Андрей заломил мне руку за спину и потащил в комнату, откуда доносились крики мужиков. Жирный, который выходил в гараж, по-видимому, хозяин или просто организатор слета остатков мафии, с сигаретой в зубах встал из-за стола для покера, подошел ко мне и неестественно спокойно произнес:
— Деточка, разве тебе не нравится у нас в гостях? Смотри, какие все милые. Мы тут сидим, общаемся с друзьями, а ты орешь, позоришь меня перед гостями — он замахнулся, но бить не стал, — ведешь себя совершенно непрофессионально, поэтому денег не получишь. Кстати, твоя подруга лежит вон в той комнате. Так вот, ты ее бери и проваливай. Чем быстрее, тем лучше, иначе детородные органы отобью. Орешь ты больно громко. Всех гостей раздражаешь. — С этими словами он вернулся на свое место.
Мужики одобряюще засмеялись.
Опираясь о стеночку, я медленно поплелась в указанном направлении. Для этого мне требовалось пересечь этот гадюшник. Собравшись с силами, я, хоть и была абсолютно голая, гордо подняла голову. Глаза голодных извергов уставились на меня.
Дверь оказалась заперта. Я повернулась к жирному и, стараясь не терять хладнокровия, спросила:
— Где ключ?
— Детка, поцелуй меня, и я дам тебе ключик.
Жаба. Я подошла вплотную, так, что моя грудь дотронулась до его волосатой груди, рискуя опять подвергнуться насилию, поцеловала его в слюнявые табачные губы и, отойдя обратно к двери, снова спросила:
— Итак, где ключ?
Когда нечего терять, хочется ощущать собственное достоинство. Не важно, будешь ли ты достойно жить или достойно умирать, но твой дух не должен сломиться. После пережитого позора мне было все равно. Лишь бы не стать пресмыкающимся.
Жаба достал ключ из своего халата и бросил его в мою сторону:
— Лови!
Я быстро открыла дверь и вошла в комнату. Сзади послышалось пошлое ржание.
Людка лежала на боку на дешевом ободранном диване. Рядом валялись наши вещи. Я подошла к ней, потрепала за плечо, но она не реагировала. В ужасе я поднесла к ее полураскрытым губам ухо и услышала медленное прерывистое дыхание. Слава Господу, она жива! Я стала торопливо одеваться, с трудом натянула рваные колготки, с отвращением облачилась во вчерашнюю прокуренную и такую ненавистную одежду. После этого я все же растолкала Людку, нацепила на нее шмотки, которые, по большому счету, являлись нижним бельем, схватила наши сумки и выбежала из комнаты.
Я мчалась вниз по лестнице, со всей дури сжимая Людкину ладонь, по коридорам, пока кто-то из охранников не открыл дверь. Единственный благородный человек в этом страшном месте даже нажал на какую-то кнопку и открыл нам калитку.