— И что же это меняет, о Великая Рыжая? — произнесла Кагами издевательски.
— Он вне рангов, — спокойно ответила Мизуки. — Он просто есть.
— Ах, моя милая, — устало вздохнула Кагами. — Ты слишком сильно в него веришь. Он ведь все еще остается человеком.
— Я знаю парня, который поспорил бы с тобой, — усмехнулась Мизуки. — Я серьезно, мам, Синдзи ни разу не давал повода усомниться в его способности выходить из сложных ситуаций.
— Дорогая, — произнес Акено с другой стороны. — Просто поверь мне на слово, он справится. Может, и не выиграет, но определенно не пострадает слишком сильно.
— Между прочим, папа прав, — сказала Шина. — Это от дуэли он не мог отказаться, а вот признать поражение ему ничто не мешает. Побегает, да и сдастся.
— Синдзи — сдастся? — вскинула брови Мизуки. — Не знаю как, но он определенно выиграет.
— Лишь бы выжил, боги, лишь бы он выжил, — причитала Кагами.
А чуть позже началась дуэль. В момент, когда Церинген бросил в Синдзи свою первую технику, все Кояма в ложе услышали треск рвущейся ткани — платок в руках Кагами все-таки не выдержал. Правда, никто на это не обратил внимания. А потом… Акено просто и без эмоций отслеживал течение дуэли, анализируя каждый ход сражающихся. Шина сидела с раскрытым ртом и расширенными глазами. Мыслей у нее не было, лишь вспышки эмоций в диапазоне от «ну не фига себе» до «вижу, но не верю». Мизуки от азарта вертелась на месте, постоянно гася желание вскочить и что-нибудь закричать. А Кагами вспоминала, каким Синдзи был маленьким и милым и каким взрослым и сильным стал теперь. Гордость, вот что ее переполняло. Материнская гордость за сына. И толика сожаления, что сын — не родной. Но ее. И если потребуется, она будет биться за него до последнего, как и за своих дочерей, как и за маленького Шо — уже вполне себе родного сына. Если, конечно, вредный, но как всегда правый муж не вмешается.
* * *
Когда Аматэру вырубил своего противника, на трибунах стояла тишина. Которая через несколько секунд сменилась гулом. Люди начали общаться, стараясь приглушить голос, чтобы сидящие рядом услышали как можно меньше. Правда, ничего серьезного никто в любом случае обсуждать не собирался. Не здесь. Общая атмосфера, царившая на трибунах, выражалась одним словом — недоумение. Аристократы не понимали, что произошло, как произошло, что теперь делать дальше.
— Мир изменился, совсем немного, но изменился, — обратился глава рода Укита к сидящему рядом Мамио. — Гордись — мы были свидетелями значимого события.
— Ни прибавить, ни убавить, — произнес Мамио, соглашаясь с дедом.