Разговор с Самуиловичем (незаметно переименованным в Самуэлевича), конечно, сидел занозой, но ещё большей занозой сидело осознание чего-то, ускользнувшего от внимания. Белкин попытался разобраться в своих записях, сделанных в секунды перед началом разговора с чёрным преподавателем, но тщетно: из отчаянных каракулей не следовало ровным счётом ничего.
Белкин вплотную приблизился к отчаянию.
Так бывает, когда пишешь текст, и, вроде, знаешь, о чём, но никак невозможно ухватить мысль: всё не то и всё не так. Белкин бегал туда-сюда по квартире, по городу, по своим мыслям, не в силах поймать за хвост очевидное, ну вот же оно, иди сюда, кис-кис, но это очевидное ежесекундно моргает, мигает, виляет и ускользает.
Настолько закопался в своих переживаниях, что действительно забыл всё – не только вокруг себя, но и вокруг исследования. Физически забыл. Границы мира сузились до фигуры плывущего в дымчатых воспоминаниях и одновременно в бурных водах Красного моря Алёши Андреева, а всё прочее и все остальные исчезли. Поэтому когда позвонила Елена, промямлил невразумительно:
– Слушай, у меня тут такое происходит… Я вообще ничего не могу сообразить.
– Приедешь? Поговорим, – предложила Елена, не представляя, что Белкин забыл даже о её вовлечённости в это странное дело.
– Ох, я с радостью, если ты готова меня выслушать.
– Ну а кто же?
После лекций поехал к ней, на улицу Доблести. «Нам бы только добрести как-нибудь до Доблести́», – туповато мурлыкал себе под нос Белкин, именно бредя от метро к Елене – еле переставляя ноги, останавливаясь и громко выдыхая, пытаясь (повторно, хотя того не осознавая) сконструировать свой рассказ. Но как только она открыла ему дверь и спросила: «Ну, что у тебя ещё произошло?», с ударением на «ещё», Белкина как ударило. Всё вернулось. Срочно пришлось перестраиваться…
– …Но ведь ты же, по сути, так ничего и не рассказала!
– Знаешь, мне до сих тяжело. Тут же дело не в том, что он исчез, пропал, хотя удовольствия это тоже не прибавляет.
– А в чём?
Елена вздохнула. Потом показала на живот, описав перед ним полукруг, а потом скрестила руки и чуть качнула головой. Белкин, не веря глазам, молчал.
– И что? И когда? На каком месяце?
– Да какая разница. Ночью что-то внутри случилось, пошла в ванную. И всё.
– Скорую вызвали?
– Да, но я всё поняла с первой секунды. В смысле, ещё в ванной. Врачи просто вкололи лекарство. Или таблетку дали. Не помню.
– А я могу ещё спросить?
– Да, – Елена отвечала быстро и с готовностью, но без малейшего одушевления. – Только… не про медицину. Ладно?