Драма, начавшаяся с победоносного наступления в июне 1941 г., обернулась против ее творцов. Военные неудачи вызвали цепную реакцию внутри Германии, которая привела к усилению концентрации власти в руках партии и СС и к провозглашению «тотальной войны» в качестве отчаянной попытки преодолеть острую нехватку людских и материальных ресурсов.
К 1943 г. закончилось длительное противостояние между Гитлером и военным руководством. Политические догматики и дилетанты-военные победили профессионалов. Отныне фюреру было некого винить за продолжавшиеся поражения, кроме самого себя. Очевидно не сумев понять суть объективных трудностей ситуации, он настаивал на удержании каждого квадратного метра советской земли. Между тем западные союзники активизировали свои операции – стратегические бомбардировки рейха, разгром Африканского корпуса, а затем и вторжение в Италию. Дуче был свергнут, и новый итальянский режим заключил мир с Западом. По всей Европе подпольные движения и движения Сопротивления действовали на нервы терявшему силы вермахту.
Весной 1943 г. Гитлер снова отдал приказ на крупное наступление на Востоке. После многомесячной задержки немецкие войска немного продвинулись вперед, тут же утратив завоеванное, и советские войска быстро перешли в контрнаступление. Орел, Харьков, Смоленск и Донбасс вскоре снова оказались в руках Советов. Даже зима не остановила наступающую Красную армию; к концу 1943 г. немцы оставили Киев, Житомир[94] и Днепропетровск. Гитлер судорожно перетасовывал армейские корпуса и фельдмаршалов, но безрезультатно.
В то время как был мобилизован каждый последний резерв, немецкий бюрократический аппарат все более охватывали сомнения и усталость от войны. В этот период произошел всплеск двух различных, но имевших одну причину явлений в рейхе: антигитлеровского движения и пропаганды сепаратного мира. Ни одна из этих групп не была однородной или отчетливо выраженной. Сопротивление включало в себя давних антифашистов, а также разочаровавшихся прошлогодних фанатиков, которые теперь винили за проигранную войну самого Гитлера. Сторонников сепаратного мира можно было найти и на вершине нацистской пирамиды, и среди тех, кто выступал против режима. По мере продолжения войны обе группы привлекали все больше и больше сторонников. Среди ведущих нацистских сторонников сепаратного мира, по-видимому, первым и наиболее решительным являлся Геббельс, а Риббентроп при случае мечтательно вспоминал о своих поездках в Москву в 1939 г. Из Италии поступало множество предложений о мирных переговорах. Любопытно, что большинство таких дискуссий в нацистских структурах касалось мира с Россией. Антигитлеровское сопротивление разделилось, причем некоторые военные (Бек), а также гражданские лица (Хассель, Гизевиус, Гарделер) ориентировались на Запад, однако другие стремились к modus vivendi – временному соглашению или даже блоку с Москвой. Хотя деятельность последней группы, возможно, в некоторых послевоенных отчетах и преувеличивалась, она существовала, процветая на сочетании геополитических и антидемократических традиций, а также на реакции на заявленную Западом «безоговорочную капитуляцию» и формирования национального комитета «Свободная Германия» в России. С другой стороны, частое утверждение о том, что Шуленбург был готов лично поехать в Москву на переговоры, вряд ли можно воспринимать всерьез, пока тому не будут представлены более веские доказательства. Точно так же зачисление Штауффенберга в «просоветские» личности выглядит необоснованным. Однако, как считает Уилер-Беннетт, «отнюдь не симпатизируя коммунизму или авторитарной России, фон Штауффенберг имел, по сути, «восточную» ориентацию, и перед ним сияло во всем великолепии видение Германии и России, освобожденных от деспотизма, свободных и объединенных» – и, по-видимому, способных совместными усилиями управлять континентом.