Как в свете этого всепроникающего внутреннего разногласия и скрытого братоубийства могла продолжать функционировать – и долгое время успешно функционировать – немецкая правительственная машина: государство, партия, полиция и армия? Возможно, частично ответ лежит в том, что большая часть дел правительства является рутиной, вопросами администрирования, а не политики, исполняемыми на более низких уровнях власти, укомплектованных, как правило, гражданскими служащими, специалистами или политическими назначенцами, не заинтересованными в радикальных политических переменах. Они тянут и тянут свою лямку; одни из них – слепо верящие оппортунисты, другие – всего лишь клерки, готовые поступиться принципами, которыми не слишком дорожат, третьи – просто невежественные или равнодушные люди.
В то же время военная машина также продолжала выполнять свои задачи, которые, по самой своей природе, были менее подвержены конфликтам, бушевавшим в гражданском секторе режима. Бесперебойная деятельность вооруженных сил помогала сохранить внешнюю видимость бесперебойности работы и успеха, которые характеризовали нацистское государство еще долгое время после того, как оно оказалось пораженным смертельным недугом.
Как ни странно, хотя в «восточной политике» принимали участие миллионы, ее курс устанавливала лишь горстка людей. Массы немецкого народа по-прежнему не интересовались политическими проблемами оккупации и пропагандистской войной. Большинство из них мало заботило «подлинное лицо России», каким они видели его в брошюрах СС, немецких кинохрониках или письмах от родственников и друзей в военной форме. «Основную массу населения интересовали не политические, а исключительно военные перемены на Востоке». В равной степени трагично и то, что нацистский гипноз, казалось, парализовал способность критически мыслить у многих из тех, кто мог или должен был быть лучше осведомлен. Даже те, кто явно не соглашался с целями или тактикой Гитлера, оказались загнанными в тупик.
Официальная терминология, официальная загадочность, почтение к официальной догме поддерживались во всех изречениях, спускаемых верхами вниз и копируемых нижними эшелонами власти. Никто не осмеливался разорвать цепь, в открытую противореча верховной власти. В этом отношении сам Розенберг по сути являлся преданной делу мелкой сошкой. Ему не хватало смелости или проницательности, чтобы вскрыть суть проблемы; и цели его гнева, и жалобы были второстепенными. Фюрер оставался, как и жена Цезаря, вне подозрений. Как ни парадоксально, но именно то, что Гитлер был выше борьбы своих подчиненных, и то, что он обладал такой бесспорной и неограниченной властью, давало возможность его подчиненным действовать за его спиной, устраивать свары между собой и на самом деле аннулировать распоряжения других – включая самого Гитлера.