Тем временем армия тайно рассматривала различные варианты дальнейшего развития событий после падения Ленинграда. Стандартная оккупация была отвергнута, так как «в таком случае ответственность за продовольствие останется на нас».
Второй вариант заключался в том, чтобы запечатать город, «если возможно, с помощью окружающей его проволоки под напряжением и под охраной пулеметов». Недостатком этого решения был бы не голод населения, а «риск распространения эпидемии на наш фронт». Более того, было «неизвестно, станут ли наши солдаты стрелять в пытающихся прорваться женщин и детей». Третьим решением было бы эвакуировать стариков, женщин и детей из Ленинграда, «а остальных оставить на голодную смерть». Теоретически приемлемый путь, однако и он был отвергнут из-за новых проблем, которые он создал бы, а также потому, что «самые сильные долго смогут выживать в городе». Четвертый же вариант заключался в том, чтобы уничтожить город и затем передать его финнам. Это было «неплохим решением с политической точки зрения», но Верховное командование в соответствии с мнением Гитлера решило, что нельзя было предоставлять финнам разбираться с населением: «Это будет нашей работой».
Составленный старшим офицером военно-морских сил меморандум намекал на еще одно изобретательное «решение»: «После капитуляции Ленинграда мы позволим филантропу Рузвельту либо посылать запасы провизии жителям, которые откажутся сдаться в плен, либо посылать нейтральные корабли под наблюдением Красного Креста, либо переправить их на его континент…»
С изумительной искренностью он поспешил добавить: «Конечно, это предложение не может быть принято; оно несет лишь пропагандистскую ценность». Потому окончательное решение заключалось в том, чтобы «оцепить Ленинград», а затем «ослабить его страхом и голодом».
«Зимой оставшаяся часть гарнизона крепости, – говорилось в армейском меморандуме, – будет предоставлена самой себе. Весной мы займем город (если финны сделают это до нас, мы будем не против), возьмем выживших в плен и вышлем вглубь России, сровняем Ленинград с землей при помощи взрывчатки и оставим территории к северу от Невы финнам».
Гитлер подтвердил свое ранее принятое решение о том, что капитуляцию Ленинграда принимать нельзя, даже если враг сам ее предложит. Четко осознавая резкий характер своего приказа, он счел должным объяснить его своим близким сподвижникам: «Полагаю, кто-то держится за голову и пытается понять, как может фюрер уничтожить такой город, как Санкт-Петербург? Все просто: по природе своей я отношусь к совершенно другому виду. Я не хотел бы видеть, как кто-то страдает, причинять кому-то вред. Но когда я понимаю, что мой вид в опасности, то сентиментальность в моем случае уступает место холодному голосу рассудка».