Руководствуясь тем же «холодным голосом рассудка», генерал Йодль привел дальнейшее оправдание данной политики. Эта мера, по его словам, была морально оправдана, ибо стоит ожидать, что противник заминирует город перед отступлением; кроме того, назревает серьезная опасность эпидемий. Таким образом, из этого следовало два вывода: во-первых, нельзя рисковать жизнью ни одного немецкого солдата ради спасения советских городов и их населения; во-вторых, массовое бегство населения вглубь России «поспособствует росту хаоса» и «тем самым облегчит нам управление оккупированными районами и их эксплуатацию».
Казалось, все было решено. В своем выступлении 8 ноября Гитлер торжественно провозгласил, что враг «умрет от голода в Ленинграде», – заявление, которое, как сообщила пресса, было встречено «бурными аплодисментами». Но Ленинград не пал. Вместо этого началась умопомрачительная осада, трагедия, которая до сих пор не укладывается в голове. Сотни тысяч людей погибли от голода, но город выстоял. Немцы не смогли продвинуться здесь всю зиму. Планы Гитлера остались на бумаге. Город так и не сдался.
Ленинград послужил примером крайностей, к которым сводилось планирование нацистов. Он также продемонстрировал готовность руководства ОКВ выполнять приказы Гитлера. Никакие моральные соображения не могли заставить его усомниться в директивах фюрера. Наконец, судьба города показала решимость СССР сопротивляться во что бы то ни стало и подчеркнула высокую цену, которую советские люди заплатили за это сопротивление.
Первые полгода войны прошли не без ожесточенных конфликтов между противоборствующими министерствами и ведомствами Германии. Розенберг оказался отрезанным и окруженным со всех сторон. Симптомами враждебности стали широко распространенные к декабрю 1941 г. слухи о том, что фюрер вскоре освободит его от должности министра оккупированных территорий на Востоке; некоторые из сплетен указывали на то, что Геринг станет его вероятным преемником. Однако ключевой конфликт среди немецкой элиты был непосредственно связан с военными действиями.
До октября казалось, что советское сопротивление, хоть и более стойкое, чем ожидалось, все еще может быть преодолено. Немецким генералам хотелось верить, что разлад в рядах противника достигал критических масштабов: советская рабочая сила и экономические ресурсы, казалось, были на исходе; Красная армия совершала ряд военных ошибок; неподготовленные дивизии и импровизированные подразделения местной обороны (ополчение) второпях бросались против закаленных в боях немецких войск. В середине октября советские правительственные учреждения и дипломатический корпус перебрались в Куйбышев, и Москва оказалась на грани паники.