Потакание Розенберга Украине основывалось на предпосылке, что война будет короткой. Действительно, с точки зрения военных действий не важно, были ли сами украинцы в подавляющем большинстве националистически настроены или будут ли русские возмущены «политикой разделения» Розенберга. На реальное положение дел можно было бы закрыть глаза ради политических целей в том, и только в том случае, если Германия во что бы то ни стало победила бы в войне.
Российская революция и последовавшая за ней гражданская война вытеснили сотни тысяч политических эмигрантов из Российской империи. Среди них было много интеллектуалов, придерживавшихся самых разных политических ориентаций. Хотя большая часть их трудов и междоусобной борьбы осталась своеобразным призраком прошлого, они все же представляли собой инструмент, который противники советской власти могли использовать и использовали в своих целях. До 1941 г. великорусские группы принимали меньше участия в политической деятельности, спонсируемой другими государствами, чем нерусские сепаратисты, которые заручились поддержкой в различных кругах. Наиболее важной из них, возможно, была группа «Прометей», сосредоточенная в Варшаве и имевшая контакты во Франции, Турции и Японии. Нацистская Германия главным образом поддерживала связь с украинскими сепаратистами и некоторыми кавказскими эмигрантами. Их деятельность создавала особую проблему для национал-социализма.
После переезда в Мюнхен в 1919 г. Розенберг наладил тесные связи с различными эмигрантами. Князь Бермондт-Авалов, генерал Бискупский, гетман Скоропадский, Александр Никурадзе, русские, украинцы, кавказцы – все они возлагали надежды на контрреволюцию в Советской России и вместе с Розенбергом строили оптимистичные планы по скорейшему возвращению. Именно здесь Розенберг познакомился с делами нерусских сепаратистов. Сам будучи эмигрантом из нерусской периферии царской империи, Розенберг легко поддался этим романтизированным взглядам. Они с Гитлером повздорили на этой почве еще в 1921 г. В 1943 г. Гитлер вспоминал, как он когда-то пытался убедить своего верного теоретика в тщетности усилий эмигрантов, и со смесью гнева и иронии добавил, что Розенберг до сих пор «живет в каком-то своем политическом мирке, сформировавшемся еще во время его собственного периода эмиграции». Гитлеру не нужны были ни эмигранты, ни дело, за которое они боролись. С этим Розенберг так и не смог смириться.
Презрение нацистов к эмигрантам из России не помешало последним принять существенный вклад в их собственное дело, как идеями, так и деньгами. Но основная часть антисоветских эмигрантов была «реакционерами», и Третий рейх едва ли мог поддержать их планы по возвращению на престол русского царя. С другой стороны, Берлин опасался (небезосновательно) проникновения в среду эмигрантов советских агентов. По мере приближения войны некоторые нацисты почувствовали, что неприкрытое использование беженцев из России может иметь неприятные последствия и что эмигранты не разделяли настроения своих соотечественников на родине. Наконец, могущественная Германия, отказывавшаяся даже от японской поддержки в этой кампании, которую она рассчитывала выиграть в течение нескольких месяцев, и подготовившая программу по порабощению неслыханных масштабов, не видела необходимости в использовании этих «устаревших разнорабочих».