В Америке существует давняя традиция «обкатывать» предназначенные для Бродвея шоу сначала в таких городах, как Чикаго, Бостон, Нью-Хейвен и Филадельфия. Это делается для того, чтобы затем иметь возможность устранить шероховатости в постановке, вселить уверенность в артистов и изменить то, что публика не приняла. Когда на кон поставлено так много, когда одна-единственная разгромная рецензия в «Нью-Йорк таймс» способна похоронить шоу еще до премьеры, малейшая ошибка может стать роковой.
Я знала, что настоящего баланса между песнями и происходящим на сцене я не нашла, однако надеялась, что шоу было достаточно крепким и публика ничего не заметит (снова «отрицание»). В частности, в самых первых выступлениях я позволила рассказывать историю песням Билли, а не танцу (см. «неверная оценка»). Герои постановки, взятые из песен, были прекрасны, но, как и между песнями, между ними не было никакой связи. Например, Энтони из песни Movin’ Out никак и нигде не пересекается с Брендой из Scenes from an Italian Restaurant («Сценки в итальянском ресторане»). Но в моем спектакле они взаимодействуют. И я должна была сама рассказывать свою историю, а не думать об истории, рассказанной в песнях. Мы привлекли к участию великолепных музыкантов и пару прекрасных певцов. Мы знали, что публика любит песни Билли и это в значительной мере послужит хорошей рекламой для шоу. Мы чувствовали, что наши артисты заметно превосходят во всем команду обычного мюзикла, состоящую из певцов, танцоров, актеров: наши певцы были лучше, а наши танцоры намного лучше. Но у нас не было главного, того, что ожидала увидеть публика, покупая билеты, – обычного мюзикла.
Первая неделя предпремьерных выступлений в Чикаго подтвердила мои опасения. Трудности стали появляться с самого начала. Они начались с начала. Мы знали, что главным, как модно сейчас говорить, хэдлайнером этого шоу был Билли Джоэл. Чтобы оправдать ожидания публики, мы направили дополнительный свет на оркестр. Затем мы переместили его на возвышение в задней части сцены (спасибо дорогущей гидравлической системе), а танцоров – на сцену. Это запутало публику. Они не знали, на кого смотреть – на музыкантов или на танцоров. Им стало казаться, что они что-то упускают. Ведь в мюзикле следить нужно за тем, кто поет. Почти все мюзиклы начинаются с увертюры, но ее не нужно видеть: оркестр находится в оркестровой яме, и публика знает, что он не является частью сценического действия. Но в нашем случае как они могли это понять? Должно было пройти несколько сцен, прежде чем публика разбиралась, кто есть кто, а это слишком долго. Связь между зрителями и сценой была нарушена, а ведь именно она заставляет людей любить театр. Она в конце концов налаживалась, конечно, но к этому приходилось прилагать немалые усилия.